Сложность изучения процесса коммуникации и недоступность отдельных компонентов этого процесса для непосредственного наблюдения привели исследователей к необходимости использования метода моделирования. Смысл моделирования, как указывает Ю.Д. Апресян, состоит в том, чтобы вместо скрытых от нас свойств объекта изучить заданные в явном виде свойства модели и распространить на объект все те законы, которые выведены для модели [1]. Эффективная модель, по его мнению, должна не только объяснять факты или данные экспериментов, но и предсказывать возможное поведение исследуемого объекта. С нашей точки зрения, именно способность предсказывать возможное появление коммуникативных неудач может считаться критерием эффективности модели коммуникации для ситуации межкультурного общения.
Анализ некоторых существующих моделей
процесса коммуникации показывает, что десятилетия исследований в этой области привели к значительному усовершенствованию и уточнению ранних моделей, таких, как модель К. Шеннона и У Уивера или модель Ч. Осгуда и У. Шрама [14; 15; 17].
Наиболее полезной для практических целей изучения коммуникации В. Гудикунст и Я. Ким считают модель Д. Берло. Эта модель показывает, что каждый из четырех основных компонентов процесса коммуникации — источник, сообщение, канал, получатель — имеет свою структуру, и составляющие их компоненты напрямую связаны с осуществляемыми участниками процесса видами речевой деятельности (слушание, чтение, говорение, письменное выражение мысли) (цит. по: [9]). Между участниками складываются определенные отношения, каждый из них определенным образом относится к получаемому сообщению. Важным элементом данной модели мы считаем то, что в компонентах «источник» и «получатель» выделяются такие характеристики, как коммуникативные умения, знания, отношения, а также социальные и культурные системы, к которым принадлежат коммуниканты. Недостатком модели можно считать несколько механическое разделение этих характеристик, так как очевидна обусловленность «знаний» и «отношений» коммуникантов их социокультурной принадлежностью. Таким образом, и эта модель далеко не полностью раскрывает характер взаимодействия между участниками процесса коммуникации и факторы, влияющие на этот процесс.
Модель коммуникации, разработанную С. Таббсом и С. Моссом, можно считать вариацией модели Д. Берло, но вместе с тем, в ней содержатся некоторые компоненты, уточняющие особенности процесса обмена информацией. Помимо уже определенных другими авторами компонентов, таких, как коммуниканты и их характеристики, сообщение, канал, шум, обратная связь, модель С. Таббса и С. Мосса содержит еще несколько дополнительных:
• информация на входе;
• фильтры восприятия;
• выводимые умозаключения. Информация на входе включает все стимулы,
прошлые и настоящие, которые дают нам информацию о мире. Фильтры восприятия, являясь культурно-обусловленными факторами, обеспечивают отбор и интерпретацию получаемой информации. В результате переработки получаемой информации собеседники выводят определенные умозаключения. Культуру авторы считают референтной рамкой процесса коммуникации, которая обеспечивает приемлемость речевого поведения, а также приписывание одинаковых смыслов его различным формам. В случае межкультурного общения, даже при наличии общего кода, различие в понимании ценностных установок и форм поведения становится препятствием к пониманию друг друга [18].
Проанализировав различные модели процесса коммуникации, мы сочли необходимым разработать еще одну для того, чтобы более детально представить механизмы взаимодействия коммуникантов в реальном контексте межкультурного общения. Для этого, как нам представляется, необходимо создать объединенную модель процесса коммуникации и коммуникативной ситуации (далее КС), поскольку общение между людьми всегда происходит в рамках некоторой ситуации, и ее параметры непосредственно влияют на успешность коммуникативной деятельности участников.
Существует множество моделей коммуникативной ситуаций, которые в целом не противоречат друг другу и пересекаются по ряду параметров, но в то же время моделируют КС как бы в различных ракурсах.
Одна из наиболее известных моделей принадлежит Д. Хаймсу и характеризуется как «этнографический подход» [10]. Д. Хаймс, однако, не являлся первооткрывателем при создании этнографического метода, а во многом опирался на теорию Р. Якобсона, который, как известно, выделял шесть функций языка: эмотивную, конативную. референциональную, поэтическую, фатическую и металингвистическую.
Р. Якобсон усматривал связь этих шести функций с контекстом и мотивами говорящих [11].
По мнению Д. Хаймса, коммуникативная ситуация состоит из следующих основных компонентов.
1. Пространственно-временные обстоятельства помогают определить, частью какого события является данная КС, а также то, какие формы поведения будут продемонстрированы как наиболее приемлемые для данного события. Наиболее важный параметр для анализа данного компонента автор определяет как «официальность-неофициальность» события. В различных культурах степень проявления этого параметра для разных событий различна. Однако факторы, отличающие официальные события от неофициальных, универсальны. Официальные события более жестко структурированы правилами этикета, их участники говорят более правильным, с точки зрения грамматики и стилистики, языком и выбирают более вежливые формы невербальных средств общения. При позиционировании своей идентичности в официальной ситуации говорящий делает выбор в пользу своего общественного статуса, а не личной идентичности. Дистанцирование проявляется как в физическом плане (проксемика), так и на вербальном уровне в выборе обращения к собеседнику. Содержание вербальных сообщений также в этих случаях более жестко обусловлено ситуацией.
Соответственно, характеризуя неформальное общение, исследователи отмечают большую гибкость в выборе вербальных и невербальных средств общения. Однако и в этих ситуациях чаще демонстрируются культурно-приемлемые формы поведения.
2. Участники коммуникативной ситуации могут включать говорящего, слушающего и аудиторию. Выбор темы и средств общения (лингвистических, паралингвистических и невербальных) зависит как от характеристик участников (статус, социальные роли, возраст, личные качества), так и от их взаимоотношений. При этом, как подчеркивает Н. Бонвиллэйн, существующие в каждой культуре правила поведения формируют у участников некоторую систему ожиданий [7]. Т. Новингер приводит пример, когда американскую бизнес-леди по прибытии в Токио встречающий ее помощник делового партнера спросил, сколько ей лет. К концу своего пребывания в Японии американская гостья поняла, что абсолютно неприемлемый с точки зрения западной культуры вопрос о возрасте был связан с необходимостью определить приличествующие с точки зрения японской культуры формы и средства общения [13].
3. Цели, намерения, результаты общения являются неотъемлемым компонентом КС, даже если она сводится к простому приветствию.
4. Форма и содержание сообщения зависят от вышеперечисленных компонентов КС. Большую роль здесь также играют культурно-обусловленные правила поведения, например, в каждой культуре есть табуированные темы, либо просто неприемлемые в некоторых обстоятельствах,
5. Тон, в котором протекает коммуникативная ситуация, является проявлением настроения и манеры собеседников. К числу важных параметров изучения данного компонента относится то, насколько серьезным является общий тон КС, насколько искренни собеседники в выражении мнений, эмоций, отношений и т.д.
6. Канал передачи информации, по мнению Д. Хаймса, может быть устным, письменным и невербальным. В дальнейшем в этот список был добавлен контекстуальный канал передачи и получения информации.
7. Нормы речевого взаимодействия, принятые в данной культуре под влиянием присущих ей ценностей и представлений.
8. Жанр ситуации общения, под которым Д. Хаймс и его последователи понимают достаточно предсказуемую совокупность речевых актов, участников, тем, обстоятельственно-временных характеристик, встречающихся достаточно регулярно в определенных условиях [16]. Такое понимание жанра отличается от литературоведческой трактовки термина, поэтому список жанров, по Д. Хаймсу, включает разговор, сказку, дебаты, лекцию, проповедь и т.д., т.е. является весьма разнородным.
Эта модель коммуникативной ситуации послужила для Д. Хаймса методом исследования речевого поведения в культурном контексте. Автор пытался выяснить, в какой мере функционирование языка обусловлено экстралингвистическими культурным и факторами. Поэтому в рамках этого подхода дискурс также использовался для реконструкции некоторых культурных особенностей его участников.
Анализ материала в рамках данного подхода проводится в форме ответов на вопросы: Что сказал каждый из участников? Почему он это сказал? Как это подействовало на других участников? и т.д. Аналогичные вопросы (и ответы на них) формулируются при анализе письменных текстов.
Сопоставим компоненты коммуникативной ситуации по Д. Хаймсу с моделью коммуникативного акта Б.Ю. Городецкого. Б.Ю. Городецкий считает, что коммуникативный акт (далее КА) является основной целостной единицей языкового общения, и определяет КА как законченную часть языкового взаимодействия, имеющую естественные границы. Как мы увидим ниже, модель Б.Ю. Городецкого очень сильно сближает понятие КА с понятием коммуникативной ситуации.
В этой модели выделяется шесть компонентов: коммуниканты, коммуникативный текст, процессы вербализации и понимания, обстоятельства данного коммуникативного акта, практические цели коммуникантов и коммуникативные цели [2].
Такая схема направлена в большей степени на изучение коммуникативной функции языка в различных сферах общения, а не на выявление кросс-культурных различий. Поэтому, хотя отдельные компоненты моделей совпадают, при их описании учитываются разные признаки этих компонентов.
При характеристике коммуникантов важно учитывать не только их взаимоотношения, социальные соотношения, но и степень знакомства, опыт предшествующего взаимодействия и т.п. Б.Ю. Городецкий рассматривает участников коммуникативного акта как «автоматы с определенным внутренним устройством, с особой организацией субъективных банков информации — знаний, представлений, образов, чувств» [2: 14]. Нам представляется, что последняя часть этого определения легко заменяется термином «картина мира». Коммуникативный акт предполагает взаимодействие картин мира, в которых неизбежно присутствует и прошлый опыт, и взгляд на текущую коммуникативную ситуацию.
Обстоятельства коммуникативного акта Б.Ю. Городецкий характеризует как общий деятельностный контекст, куда включаются как вид практической деятельности, частью которой является диалог, так и фоновые обстоятельства. По схеме Д. Хаймса, акцент делается на пространственно-временные характеристики коммуникативной ситуации, а также на степень ее официальности-неофициальности. По-видимому, в этой части одна модель может успешно дополнять другую.
Гораздо более детально, чем Д. Хаймс и его последователи, Б.Ю. Городецкий останавливается на целях коммуникации. Во-первых, он подразделяет их на практические и коммуникативные. Первая группа целей вытекает из той практической деятельности, частью которой является данный коммуникативный акт. Вторая группа целей — это «намерения, придающие осмысленность обращению коммуниканта к партнеру» [2: 14]. Обе группы целей, по мнению автора, являются сквозными компонентами, играющими определяющую роль по отношению ко всем остальным.
Две модели отличаются тем, что Д. Хаймс не включает процессы вербализации и понимания в свою этнографическую модель. Это может объясняться тем, что Д. Хаймс стремился к выявлению культурных различий в организации дискурса, в то время как процессы вербализации и понимания достаточно универсальны. Однако, хотя порождение и понимание текста имеют в своей основе одинаковые когнитивные механизмы в разных культурах, стратегии, используемые носителями разных культур, тесно связаны с определенными культурными традициями организации дискурса [16].
Итак, опираясь на многочисленные исследования в области теории коммуникации, попытаемся более детально определить составляющие этого процесса и их взаимодействие с учетом принадлежности коммуникантов к различным культурам.
Прежде всего, необходимо рассмотреть проблему контекста, в котором протекает процесс коммуникации. Д. Хаймс использует термин «setting», который можно перевести как «пространственно-временные обстоятельства». Б.Ю. Городецкий включает в свою модель «общий деятельностный контекст», а модель Д. Берло содержит социальные и культурные системы, к которым принадлежат коммуниканты.
Б. Малиновский различал ситуационный контекст и культурный контекст, считая первый частным проявлением второго [12]. Т. ван Дейк вводит термин «прагматический контекст», в котором выделяет:
• общий социальный контекст (social domain): например, образование, политика и т.д.;
• общий деятельностный контекст (global act): например, судопроизводство, преподавание и т.д.;
• участников и их коммуникативные, социальные, профессиональные роли;
• отношения между участниками;
• пространственно-временные обстоятельства [3].
Но, того, что очень важно, он считает частью контекста «когнитивные» свойства участников, к каковым он относит их цели, убеждения, знания и мнения. Без учета эти свойств, согласно Т. ван Дейку, нельзя понять, почему вообще участники вступают в коммуникацию и как они в ходе коммуникации учитывают убеждения и мнения собеседника. Таким образом, понятие «контекст» позволяет связать когнитивные свойства коммуникантов с их мотивацией и с выбором языковых средств.
Мы все же полагаем, что «участники» и «контекст» должны быть представлены как два разных компонента модели процесса коммуникации, но характеристики коммуникантов должны быть обозначены более детально, чем это делают авторы описанных выше моделей.
Что касается фактора контекстуальности, то он в анализе процесса коммуникации имеет, по-видимому, более сложную структуру, и понятие контекста, чрезвычайно важное для лингвистической теории межкультурной коммуникации, нуждается в некотором структурировании.
В. Кронен и У. Пирс в теории координированного управления смыслом доказывают, что содержание высказывания должно интерпретироваться в рамках определенной иерархической системы, от которой в то же время зависит и порождение данного высказывания [8]. Если несколько видоизменить эту иерархию, рассматривая каждую ступень этой системы как определенный вид контекста (чего сами авторы, к сожалению, не делают), то возникает следующая классификация видов контекста.
Нижняя ступень этой системы у В. Кронена и У. Пирса — коммуникативный акт, т.е. то, что существует в контексте данной конкретной коммуникативной ситуации. Коммуникативный акт должен рассматриваться в рамках эпизода, т.е. некоторой стереотипизированной рутинной ситуации с заранее предписанными моделями коммуникативного поведения. Эта рутинная ситуация включается авторами в некоторый набор правил, регулирующий взаимоотношения коммуникантов. Все вышеперечисленное является частью «жизненного сценария», а самой высокой ступенью в этой иерархии являются нормы, ценности, правила поведения, предписываемые данной культурой.
Мы не видим необходимости в разграничении второй и третьей ступеней данной иерархии, поэтому предлагаемая нами классификация типов контекста состоит из четырех пунктов.
1. Ситуационный контекст, который мы определяем как набор составляющих элементов коммуникативной ситуации.
2. Стереотипизированный контекст, т.е. основанный на фоновых знаниях набор стереотипных представлений о подобных ситуациях, существующих у коммуникантов. Этот набор представлений может называться фреймом ситуации или сценарием [4], а, кроме того, первый и второй виды контекста можно различать как «реальный» и «виртуальный», причем в режиме реального времени участники ситуации сверяют первый вид контекста со вторым,
3. Контекст жизненного опыта каждого из участников, существующий в виде индивидуальных
концептуальных картин мира, взаимодействующих в процессе общения.
4. Культурный контекст, определяемый как совокупность норм, правил поведения, ценностей культуры, пространственно-временных обстоятельств, типичных для данной стереотипизированной ситуации.
Выделяя разные тины контекстов, мы получаем возможность взглянуть на процесс коммуникации и на коммуникативную ситуацию с разных сторон. Тот факт, что в понятие контекста (в отличие от модели коммуникативной ситуации Д. Хаймса) не включаются форма и содержание сообщения, передаваемого в ходе коммуникативного акта, а также процессы понимания и вербализации (в отличие от модели коммуникативного акта Б.Ю. Городецкого), не является недостатком. Благодаря этому возникает возможность сделать параметры контекста инструментом исследования и установить взаимозависимости между ними и языковыми средствами, выбираемыми коммуникантами.
Далее мы представляем модель процесса коммуникации для ситуаций межкультурного общения (рис. 1: см. рис. 1 в оригинале статьи "Опыт создания модели процесса коммуникации для ситуаций межкультурного процесса" // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. 2009, № 3. С. 55).
Эта модель помещает процесс коммуникации в два вида контекста: социокультурный и ситуативный. Такое разделение представляется необходимым, поскольку каждый из этих типов контекста по контекстуальному каналу предоставляет коммуникантам разные виды информации. Кроме того, в ситуации межкультурного диалога это позволит точнее обнаружить факторы, препятствующие его успешности. Два других вида контекста, выделенные нами выше, находятся в культурной картине мира каждого коммуниканта.
Модель выделяет характеристики коммуникантов, которые влияют на эффективность коммуникации: их роли и статусы, личностные свойства, цели и установки, коммуникативную компетенцию и индивидуальную культурную картину мира. Последняя являет собой чрезвычайно сложное образование (см. по этому вопросу: [5; 6 и др.]), но без излишнего усложнения модели следует, как нам кажется, выделить три составляющие:
• фоновые знания о мире, о ситуации общения и о собеседнике;
• ценностные ориентации, включающие взгляды, мнения, отношения;
• контекст жизненного опыта. Индивидуальная картина мира выступает в
модели не только как характеристика коммуниканта, но и как фильтр, через который проходит поступающая по трем каналам (вербальному, невербальному и контекстуальному) информация.
Процесс коммуникации моделируется следующим образом. Один из коммуникантов передает сообщение, представленное в вербальном, а также пара-вербальном и невербальном кодах. Оно поступает на фильтр другого коммуниканта, каковым является его культурная картина мира. Одновременно на фильтр поступает информация по контекстуальному каналу: из социокультурного контекста и из ситуационного контекста. Различные виды информации, поступающие по разным каналам, вступают во взаимодействие с фоновыми знаниями, ценностными ориентациями и контекстом жизненного опыта. Результатом становятся декодирование и интерпретация сообщения, включающая умозаключения об имплицируемых смыслах и выстраивание гипотез.
При создании сообщения также происходит учет информации, поступающей по контекстуальному каналу и учет фоновых знаний о собеседнике. От этого зависит отбор релевантной информации для сообщения и выбор дикурсивных стратегий.
При устной непосредственной коммуникации вышеописанные процедуры совершаются в режиме реального времени, для ситуаций письменной коммуникации модель может варьироваться. При том, что письменная коммуникация всегда отсрочена во времени, она может предполагать обмен сообщениями, например, при переписке. В этом случае единственным отличием является то, что ситуационный контекст становится виртуальным, информация извлекается не из непосредственно окружающей коммуникантов обстановки, а из характеристик той деятельности и тех отношений, в которые они вовлечены.
В других случаях реципиент не имеет возможности донести до автора ответную реакцию на сообщение, но мысленно такая реакция часто формулируется. Контекстуальный канал при этом работает в несколько ином режиме: социокультурный контекст и пространственно-временные обстоятельства, в которых создавалось произведение, могут сильно отличаться от того социокультурного контекста и тех пространственно-временных обстоятельств, в которых происходит интерпретация сообщения.
Кроме того, автор при создании текста мог рассчитывать на реципиента с совершенно иной культурной картиной мира. Все это оказывает влияние на механизмы интерпретации разных видов информации, выведения умозаключений, выдвижения гипотез и др.
Построенная нами модель может быть использована не только для описания процесса межкультурной коммуникации, но и для установления «проблемных зон». Мы можем предположить, что каждый из участков модели в ситуации межкультурного общения может стать источником коммуникативной неудачи. Например, различия в оценке статусов собеседников, в оценке степени формальности ситуационного контекста, отсутствие необходимых фоновых знаний о другой культуре, — все эти и другие «зоны риска» в межкультурном диалоге могут привести к непониманию или к неполному пониманию. В то же время знание этих «проблемных зон», их учет в процессе межкультурного общения, способность своевременно предвосхищать и преодолевать их будет способствовать успешному эффективному диалогу.
Библиографический список
1. Апресян, Ю.Д. Понятие лингвистической модели [Текст] / Ю.Д. Апресян /7 Русский язык в школе. — 1966. — № 2. — С. 3-14.
2. Городецкий, Б.Ю. Компьютерная лингвистика: моделирование языкового общения [Текст] / Б.Ю. Городецкий // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 24. — М.: Прогресс, 1989. — С. 5-26.
3. Дейк, ТА. ван. Язык. Познание. Коммуникация [Текст] / Т.А. ван Дейк. — М.: Наука, 1989. — 310 с.
4. Минский, М. Фреймы для представления знаний [Текст] /М. Минский. — М.: Энергия, 1979. — 151 с.
5. Серебренников, Б.А. Как происходит отражение картины мира в языке [Текст] / Б.А. Серебренников // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира, — М.: Наука, 1988. — С. 87-107.
6. Тер-Минасова, С.Г. Язык и межкультурная коммуникация [Текст] / С.Г Тер-Минасова. — М.: СЛОВО, 2000. — 261 с.
7. Bonvillain, N. Language, culture, and communication. The meaning of messages [Текст] / N. Bonvillain. — New Jersey: Prentice Hall, 2000. — 405 p.
8. Cronen, V., Pearce, W.B. The Coordinate! — Management of Meaning: a theory of communication [Текст] / V. Cronen, W.B. Pearce // Human communication theory / In F .E. X. Dance (ed.). — N. Y.: Harper & Row, 1982. — P. 61-89.
9. Gudykunst, W.B., Kim, Y.Y. Communication with strangers: An approach to intercultural communication [Текст] / W.B. Gudykunst, Y.Y. Kim. — N.Y.: McGraw-Hill" 1997. — 442 p.
10. Hymes, D. The ethnography of speaking [Текст] / D. Hymes /7 Anthropology and human behavior / Giadwith Th., Srur-tevant W. (eds.). — Washington, DC: Anthropological society of Washington, 1962. — P. 13-53.
11. Jackobson, R. Linguistics in Relation to Other Sciences [Текст] / R. Jackobson // Selected Writings of Roman Jackobson. Vol 2. — The Hague: Mouton, 1971. — P. 655-696.
12. Malinowski, B. The Functional Theory [Текст] / В. Malinowski // A scientific Theory of Culture and Other Essays. — Chapel Hill. 1944. — P.147-176.
13. Novinger, T. Intercultural Communication: A Practical Guide [Текст] / Т. Novinger. — Austin: University of Texas Press, 2001. — 210 p.
14. Osgood, C.H., Suci, G.J., Tannenbaum, P.H. The measurement of meaning [Текст] / C.H. Osgood, G.J. Suci, P.H. Tannenbaum. — Urbana: University of Illinois Press, 1957. — 342 p.
15. Schramm, W.L. The beginnings of communication study in America: a persona! memoir [Текст] / W.L. Schramm: ed. by S.H. Chaffee. E.M. Rogers. — Thousand Oaks: Sage Publications, 1997. — 206 p.
16. Scollon, R. Intercultural Communication: a Discourse Approach [Текст] / R. Scollon, Wong Scollon S. — Oxford: Blackwell Publishers Limited, 2001.
17. Shannon, C.E. The mathematical theory of communication [Текст] / C.E. Shannon and W. Weaver; foreword by R.E. Blahut and B. Hajek. — Urbana: University of Illinois Press, 1998. — 125 p.
18. Tubbs, S.L. Human Communication [Текст] / S.L. Tubbs, S. Moss. — N.Y.: Random House, 1987. — 470 p.

Шеина И.М. Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета №3 (..2009)