Сергей Есенин пришел в русскую поэзию на излете яркой поэтической эпохи, получившей название «Серебряный век». В процессе своего творческого развития поэт соприкасался со многими крупнейшими художниками, представлявшими основные поэтические течения в русской литературе начала XX столетия: символизм, акмеизм, футуризм.
Наиболее плодотворным было для него, как доказано исследователями, влияние символизма. Очевидность этого факта даже вынуждала некоторых критиков отнести Есенина и других поэтов-новокрестьян к третьему поколению русских символистов. Уже в 20-е гг. критик В. Львов-Рогачевский назвал Есенина в одной из своих статей крестьянским поэтом-символистом. И сегодня отзвуки этой концепции живы: Есенина относят то к поэтам-символистам, то к неосимволистам.
Влияние символизма, и прежде всего его крупнейших художников, прослеживается в структуре картины мира, приемах создания лирического подтекста, в поэтизации таинственных бытийных начал, их невыразимости и «несказанности», в мотивах лирического предчувствия грядущих духовных перемен, в ожидании преображения мира как свершения евангельских пророчеств, в романтическом двоемирии.
Взаимодействие символистской и новокрестьянской эстетических программ было вполне закономерным.
Как известно, многих символистов привлекал так называемый новорусский стиль, неославянский классицизм, проявившийся в разных сферах искусства начала XX в.
Общими моментами в эстетических программах младосимволистов (А.Блока, А.Белого, Вяч.Иванова) и поэтов-новокрестьян было понимание цели творчества как восстановления «органической эпохи» в искусстве, стремления к обновлению мифа, модернизация архаики, реконструкции древней культуры слова в современном поэтическом языке.
Встречное движение символистов и новокрестьян, олицетворяющих, говоря блоковским языком, «стихию» и «культуру», достигло наивысшей точки в духовно-эстетической практике «скифства».
Именно «скифство» с его концепцией русской революции как очистительной мировой стихии, объединением революционных и почвеннических настроений на основе неославянофильства, увлеченность идеологией русского мессианства свели воедино на страницах альманаха «Скифы»в 1916-1917 гг. «эллинов» и «варваров»: А.Блока и А.Белого, с одной стороны, и Н.Клюева, С.Есенина, С. Клычкова, П.Орешина — с другой.
При всей полемичности скрытого «диалога» духовно-эстетическая общность трех выдающихся поэтов-современников — Блока, Белого, Есенина — ярче всего сказалась в их стремлении к созданию нового революционного эпоса.
Переплетение евангельских и революционных мотивов, элементы утопического романтизма в восприятии революции, использование религиозной символики и библейских аналогий, стилевой полифонизм, декламативно-ораторская экспрессия послужили основой того, что поэмы С.Есенина «Инония», А.Блока «Христос Воскресе» воспринимаются не только отечественными, но зарубежными исследователями как своеобразный триптих о русской революции, имеющий общую идейно-эстетическую основу.
Наряду с символистским влиянием Есенин и другие новокрестьянские поэты в своих творческих исканиях ощутили воздействие акмеистской эстетики. Клюев, как известно, входил вместе с Гумилевым, Ахматовой и Городецким в круг «Цеха поэтов», публиковался в их изданиях «Гиперборей» и «Литературный альманах». Проявлял интерес к акмеизму и Сергей Есенин.
С акмеистами раннее творчество Есенина роднит поэтизация предметного мира, выразительная пластика предметного образа как осязаемо-новокрестьян вместе с акмеистами к русским неоромантикам, и в том, что Есенин проявлял несомненный интерес к художественному опыту акмеистов, свидетельствует, на¬пример, одно из его ранних стихотворений «Сонет» (1915).
«Я плакал на заре,
когда померкли дали…»
В этом стихотворении Есенин блестяще сдал экзамен на усвоение уроков эстетически утонченной, элитарной поэзии акмеистов с их культом красоты, изяществом предметного образа, изысканностью любовных переживаний. Убедительно показав, что его таланту доступны и такие рубежи, Есенин, однако, не стремился повторить подобные опыты в дальнейшем, избрав собственный путь к вершинам поэтического мастерства, не отрываясь от родной для него стихии.
Подчеркнем еще раз: поэтизация предметного мира, эстетизация и выразительная пластика образа роднила художественное мировидение новокрестьян и акмеистов.
Творчество Есенина последующих лет подтвердило, что ему оказались не чужды и авангардные поиски футуризма. Планетарность и титанизм их художественного мышления, экспрессия боли, эпатажность трагифарсовых выпадов хулигана — юродивого по отношению к равнодушной толпе, идущая от раннего Маяковского, и словотворческие искания Хлебникова — все это оказывало воздействие на Есенина как в революционный, так и более поздний периоды, не разрушив, однако, его ярко выраженной поэтической индивидуальности, характеризующей поэта как органического носителя народной художественной культуры.
Мы не стали бы вслед за некоторыми критиками, в том числе зарубежными, определять своеобразие художественного метода раннего Есенина как крестьянского модерниста. Слишком явно проявляются в его творчестве с самых первых поэтических шагов уроки не только «серебряного», но и «золотого» веков русской поэзии, яркая реалистическая тенденция, в которой традиция и новаторский поиск, миф и реальность образуют абсолютно нерасторжимый, оригинальный синтез. Есенин не только впитывал в себя художественный опыт крупнейших поэтов «серебряного века», но и щедро отдавал свои художественные открытия современной ему поэзии. Именно он привил к духовному древу «серебряного века» цветовой экспрессионизм древнерусской иконы, именно он соединил поэтику наивного искусства с русской экзистенциальной традицией, идею храма-избы с национальной картиной мира.
Важно подчеркнуть, что не только поэты «Серебряного века» влияли на творчество Есенина, но и есенинское творчество воспринималось ими как значительный литературный факт и фактор художественного влияния. Это признавали все признанные мэтры «Серебряного века».
«Его не вырвешь из полей и рощ», — замечала Анна Ахматова.
«Есенин — весенний гений, — говорил Игорь Северянин. — Сергей — гордость русского народа. Его стихи — живой родник. Его стихи рождены русской стихией».
Осип Мандельштам, ссылаясь на есенинскую строку «Не расстреливал несчастных по темницам…», подчеркивал: «Вот символ, вот поэтический канон настоящего писателя».
По справедливому мнению Ст. и С. Куняевых, «Мандельштам именно по следам есенинской «Волчьей гибели» подвел собственную черту в отношениях с веком: «Мне на плечи кидается век-волкодав…». Мандельштамовская «Пшеница полей» могла выйти только из-под пера, прочитавшего есенинского «Пугачева» и «Песнь о хлебе».
М.Цветаева много размышляла о «ржаном Есенине», собираясь писать о нем поэму. Борис Пастернак причислил Есенина вслед за Пушкиным к ряду творцов, олицетворявших в себе высшее моцартовское начало.
Все это вместе взятое позволяет утверждать, что уже в рамках эпохи «Серебряного века» Есениным была создана новаторская эстетическая система, которую справедливо назвать «неотрадиционализмом», а еще точнее — «мифореализмом». Мифологический, мифопоэтический реализм Есенина и других поэтов новокрестьянской плеяды образует, на наш взгляд, вполне самостоятельное направление в русле поэзии «Серебряного века» и одну из самобытнейших ветвей русской реалистической поэзии XX столетия.

Воронова О.Е. Сотворение №5 (..2005)