Драматическая политическая и дипломатическая история возникновения второй мировой войны привлекала и привлекает внимание историков. Однако роль исторических персонажей, игравших на авансцене мировой политики 30-40-годов XX в., изучена все еще недостаточно. Сказанное относится, в частности, к личности и деятельности французского премьер-министра и министра обороны Эдуарда Даладье (1884-1970). Анализу роли Даладье в предыстории и истории второй мировой войны посвящен наш документальный очерк.
Даладье, лидер сформированного 10 апреля 1938 г. очередного, 104-го в истории Третьей республики французского правительства, не был новичком на внутриполитической и международной арене. Он был опытный, известный в стране и за ее пределами профессиональный политик.
"ВОКЛЮЗСКИЙ БЫК".
С газетных и журнальных фотографий на нас смотрит несколько обрюзгшее, с тщательно зачесанной редеющей шевелюрой, с нахмуренными бровями и энергичным выдававшимся вперед подбородком, лицо Даладье — человека среднего роста, коренастого, с короткой и толстой "бычьей" шеей, за что ее обладатель получил среди парламентариев и публицистов прозвище "воклюзский бык" — по месту своего рождения, южно-французскому департаменту Воклюз. Считалось, что родившиеся в Воклюзе люди по своей природе упрямы, настойчивы в борьбе за достижение поставленной цели. "В политических и журналистских кругах, — свидетельствует современник, — Даладье сумел создать себе репутацию человека молчаливого, с сильной волей. Никто не знал, происходит ли молчаливость министра от недостатка, или, наоборот, от избытка мыслей, и это позволяло толковать ее в его пользу" 1 . Закрытость характера Даладье в немалой степени способствовала его карьере.
Даладье родился в Карпентрасе, небольшом воклюзском городке, где его отец владел маленькой хлебопекарней. Эдуард любил с гордостью рассказывать о нелегких годах детства и юности, о том, как он без посторонней поддержки самостоятельно проложил себе житейскую и политическую дорогу. В этих рассчитанных на внешний эффект рассказах не все соответствовало действительности: поддержка и даже протекция все же были. Даладье многим был обязан авторитетному и влиятельному лидеру, Председателю Республиканской партии радикалов и радикал-социалистов с 1919 г. Эдуарду Эррио 2 , знавшему его еще учеником Лионского лицея, где Эррио тогда преподавал историю. При поддержке Эррио Даладье после окончания лицея стал преподавателем средней, а затем и высшей школы. "Даладье обязан мне всем, — говорил Эррио. — Я сделал его доцентом, затем профессором университета. Я же сделал его депутатом, а затем министром" 3 . Как преподаватель Даладье не оставил в памяти учеников сколько-нибудь заметного следа, да его самого и не увлекала педагогическая карьера: он предпочел политическую деятельность.
Важную роль в формировании мироощущения Даладье, как и всего поколения французов, к которому он принадлежал, сыграла первая мировая война 1914-1918 гг., в которой он принял участие, демобилизовавшись в звании капитана. Как отмечал немецкий историк С. Хаффнер, "У западных победителей первая мировая война оставила глубокую травму, страшное воспоминание и большое желание — "никогда больше"" 4 . Франция, хотя и оказалась в числе победителей и продиктовала вместе со своими союзниками по "Антанте" побежденной Германии условия мира, закрепленные в Версальском мирном договоре, вышла из четырехлетней борьбы экономически ослабленной, с основательно расстроенными финансами, с перманентным бюджетным дефицитом, с непомерной внешней задолженностью, особенно США. Но самым тяжелым для французов оказались человеческие жертвы: на фронтах погибли 1 млн. 215 тыс. человек, что составило 1/6 часть всех мобилизованных, 2 млн. 800 тыс. получили ранения, из них 600 тыс. остались инвалидами 5 . Для Франции это были трудновосполнимые потери, ощущавшиеся почти в каждой семье. Все это создало почти на два послевоенных десятилетия особый политико- психологический настрой в стране. Своеобразным символом подобного настроя, "морального гнета", давившего на сознание французов, стали сооруженные вдоль дорог, у въездов в города и селения, на деревенских площадях скульптуры солдат — их было поставлено свыше 30 тысяч — в память о тех, кто погиб в борьбе. Особенно тяжело этот "моральный гнет" переживался французской интеллигенцией, к которой принадлежали функционеры и лидеры самой крупной в стране республиканской партии — радикалов и радикал-социалистов, чьи представители с первых послевоенных лет почти непрерывно находились у руля государственной машины Третьей республики. Этот "моральный гнет" нашел выражение в пацифизме, в "идеологии определенного типа", пронизанной "проблематикой философского, теологического, этического, эстетического порядка" 6 . Во внешней политике и дипломатии пацифистская идеология, по словам Ж. Кастеллана, оформилась как "некая концепция международной жизни, базирующаяся на понятии солидарности и уважения договоров, на известного рода "международной морали", по определению французских левых радикалов, социалистов и масонов, а также на отвращении к войне… и стремлении защитить дело Версаля, но не Версаля-диктата, опирающегося лишь на силу, а Версаля-созидателя Новой Европы, покоящейся на праве, на Лиге наций, коллективной безопасности и взаимной помощи" 7 .
Даладье с первых послевоенных лет испытывал воздействие пацифистских идей. Он был частым посетителем салона основательницы и руководительницы журнала "Эроп нувель" Луизы Вейс, собиравшей вокруг себя пацифистски настроенных столичных интеллектуалов 8 . Вскоре Даладье сам стал играть видную роль в пацифистском движении, став членом "Панъевропейского союза", чьим активистом был лидер радикалов Эррио, а почетным Президентом А. Бриан, почти бессменно занимавший пост французского министра иностранных дел в 1925-1932 гг.

Даладье всегда сохранял к личности Бриана почтительное отношение, говорил о нем как о человеке, "посвятившем жизнь европейскому умиротворению" 9 , сверяя вновь принимаемые внешнеполитические шаги с эталонами бриановских решений.

Обретя по списку радикалов депутатский мандат на первых послевоенных парламентских выборах, проведенных в ноябре 1919 г., Даладье успешно возобновлял его во всех последующих избирательных кампаниях, наладив прочные контакты с избирателями, в основном крестьянами, жизнь и быт которых он хорошо знал.

Даладье, по свидетельству современника, был человеком "рядовых вкусов и простых привычек", сам набивал себе папиросы, изредка курил трубку и "питал пристрастие" не к дорогим парижским винам, а к простому абсенту, что подавали в сельских кабачках 10 . Страстный любитель рыбной ловли, он охотно проводил время отдыха в провинции, на лоне сельской природы среди деревенских жителей, что сказалось на формировании не только его бытового облика, но и политического стиля. Во Франции, где ораторское искусство играло важную политическую роль, где было немало талантливых ораторов, успешно выступавших в парламенте и по национальному радио, нелегко было найти свои, оригинальные приемы воздействия на аудиторию. Даладье сумел это сделать. Как оратор он был немногословен, прост, но вместе с тем целеустремлен. Он выработал свой стиль разговора с избирателями, в центре которого почти всегда оказывались проблемы, порожденные "великой войной" 1914-1918 гг., пути и способы предотвращения нового подобного бедствия. "Это был, — вспоминал писатель А. Моруа, — простецкий стиль, в нем звучали ноты задушевности и тревоги. Когда Даладье говорил с французским народом о войне, мелкие торговцы, рабочие, крестьяне и вообще все слушавшие его, чувствовали, что этот печальный тон, эта тяжелая экспрессия и сердечная преданность делу мира превращают оратора в близкого друга всех французов" 11 .

В июне 1924 г. Даладье получил пост министра колоний в правительстве "Левого картеля", возглавленном Эррио. Однако он как парламентарий стал специализироваться не по колониальным, а по военным вопросам, постепенно наладив контакты с представителями Генштаба и высшего генералитета, с тревогой наблюдавшими демографический упадок страны как последствие потерь и падения рождаемости во время войны 1914-1918 гг. "Франция не может позволить себе роскошь каждые 20-25 лет вновь переживать войну и терять миллионы людей", так как это "было бы физическим истреблением французского народа" 12 , — к такому выводу пришел генерал М. Вейган, до 1931 г. занимавший пост начальника французского Генерального штаба, а затем ставший Генеральным инспектором вооруженных сил. Подобный вывод наложил отпечаток на формирование французской континентальной оборонной стратегии, которая с конца 1920-х гг. основывалась на противоречивом сочетании "тыловых союзов" (с Чехословакией, Югославией, Румынией и Польшей) со строительством вдоль франко-германской границы "линии Мажино" — полосы мощных фортификационных сооружений, на что шли основные средства республиканских военных бюджетов, составившие к 1939 г. 16 млрд. франков 13 . Сооружение "линии Мажино" соответствовало сложившемуся тогда ведущему направлению французской военно-стратегической мысли, сводившемуся, по словам Ш. де Голля, к предположению, что "вооруженная нация, укрывшаяся за этим барьером, будет удерживать противника в ожидании, когда истощенный блокадой, он потерпит крах" 14 . Эта стратегия разделялась Даладье, в своем "простецком" стиле заявившим, что "первое
и последнее слово военного искусства состоит в том, чтобы построить траншею и прочно в ней окопаться" 15 .

К началу 1930-х гг. Даладье стал видной среди радикалов фигурой, вступившей в открытую конфронтацию с Председателем партии Эррио. Не последнюю роль в развернувшейся "войне двух Эдуардов" играло стремление Даладье занять председательское место 16 . После успеха радикалов на майских парламентских выборах 1932 г. он в течение почти трех лет получал министерские посты в шести левоцентристских кабинетах, а два из них возглавлял.

Став в первый раз 31 января 1933 г. премьер-министром правительства Французской республики, Даладье сделал тем самым качественный сдвиг в своей политической карьере: до того он, занимая министерские посты, играл лишь внутриполитическую роль, теперь же выступал уже как политик международной значимости, как руководитель одной из великих держав.
Даладье вступил на международную арену на день позже, чем А. Гитлер, ставший германским рейхсканцлером 30 января 1933 г. Время первого (31 января — 24 октября 1933 г.) и второго (30 января — 7 февраля 1934 г.) премьерства Даладье совпали с началом молниеносного взлета германского Третьего рейха. Гитлеровская тоталитарная террористическая диктатура вызывала отвращение Даладье как убежденного сторонника парламентской демократии, республиканца- радикала, именовавшего себя "последним якобинцем". "Германия сейчас охвачена безумием и управляется сумасшедшими", — говорил он весной 1933 г. 17 . Однако на Даладье, "как впрочем и на всех в Париже, сильное впечатление произвела та быстрота, с какой гитлеровский режим установился в Германии" 18 . Это "сильное впечатление" нашло, в частности, воплощение в создании в ноябре 1933 г. "Франко- германского комитета", привлекшего, по свидетельству А. Верта, в свои ряды "очень многих политических деятелей, интеллигентов и представителей организаций бывших военнослужащих". Даладье не стал участником "комитета", но установил с ним контакт через посредство Ф. де Бринона, редактора парижской "Л' Энформасьон", поставлявшего политическую информацию некоторым банкам, в частности, Ротшильда и братьев Лазар. Бринон, знакомство Даладье с которым восходит к 1922-1923 гг., сыграл в карьере последнего заметную роль. "Ловкими манерами и длинным носом де Бринон смахивал на опереточного шпиона и пользовался весьма сомнительной репутацией, — свидетельствует Верт. — Но Даладье имел слабость к титулованным особам: де Бринон был граф, а его дядя — настоящий маркиз". При посредничестве Бринона летом 1933 г. был устроен личный контакт Даладье с гитлеровским эмиссаром И. фон Риббентропом, ставшим в 1938 г. германским министром иностранных дел 19 . Подписав 15 июля 1933 г. в Риме как французский премьер-министр "пакт четырех" — "Пакт согласия и сотрудничества" Франции, Англии, Италии и Германии, Даладье тем самым согласился на дальнейшее "замирение" нацистского режима, однако разрыв Гитлера с Лигой наций воспрепятствовал развитию этого курса.

Мятеж фашистских "лиг" в Париже в феврале 1934 г. не только смел незадолго до того сформированное второе правительство Даладье, но и создал угрозу уничтожения французской парламентской демократии, толкнул большую часть радикалов влево. Сменив с января 1936 г. Эррио на посту председателя Республиканской партии радикалов и радикал- социалистов, Даладье был вовлечен в движение антифашистского Народного фронта, став вице-премьером и военным министром в правительствах Л. Блюма и К. Шотана, опиравшихся на Народный фронт. Однако к весне 1938 г. он "решительно порвал с компартией и Народным фронтом, открыто сблизился с центром палаты депутатов и крупными предпринимателями" 20 . Да и сам Народный фронт, благодаря фактическому отходу от него радикалов, стал к этому времени, как отметил советский писатель И. Эренбург, бывший тогда парижским корреспондентом "Известий", всего лишь "облупившейся вывеской" 21 .

Немалую роль в формировании политической ориентации премьера стал играть салон маркизы Мари-Луизы де Крюсоль д'Юзе, ставшей, после смерти жены Даладье, близкой подругой политика. Дочь владельца консервных заводов на бретонском побережье, получившая аристократический титул путем замужества, она к исходу 1930-х годов обрела значительное влияние на Даладье. "Эта красивая женщина, белокурая и еще моложавая, любила власть и имела злополучную слабость к хозяйственным и политическим теориям", — свидетельствовал хорошо знавший маркизу и посещавший ее салон Моруа. Что влекло Даладье к этой уже немолодой женщине? Конечно, "слабость к титулованным особам" играла роль. Но не только высокий аристократический титул и тщательно поддерживаемая "моложавость" маркизы пленили Даладье. Мадам де Крюсоль сумела окружить овдовевшего лидера радикалов женским теплом и домашним уютом. Дом маркизы стал для Даладье необходимой пристанью среди бурных и утомительных волн политического моря, его постоянной и надежной опорой, которой он очень дорожил, невольно подчиняясь маркизе, постепенно, но упорно прибиравшей его к рукам. Маркиза не афишировала свою роль в принимавшихся Даладье политических решениях, но ее властолюбие было достаточно известно в парижском "свете". Как-то, оправдывая неудачное министерское назначение, сделанное Даладье, один из светских собеседников Моруа сказал, что "это был не его выбор, это был выбор маркизы". И на замечание о том, что подобная сентенция не может служить оправданием, ответил, имея в виду Даладье: "Ах, вы не представляете, на что только не способен человек, зверски поработавший целый день, чтобы хоть вечером вкусить мир и спокойствие". "Я подумал, — замечает Моруа, — Что Бальзак записал бы это выражение" 22 : роман Даладье с Мари-Луизой де Крюссоль д'Юзе вполне вписался бы в "Человеческую комедию" великого писателя.

Даладье объявил сформированный им кабинет, в котором из 19 министерских постов радикалы заняли 12, "правительством национальной обороны". Взяв себе, наряду с портфелем премьера, также портфель министра обороны, Даладье рассчитывал играть роль ведущей политической фигуры, что отражалось даже на его внешнем поведении. Премьер "старался держаться как офицер и всем своим поведением стремился подавить своих собеседников" 23 . Наряду с постом министра обороны важное значение обретал пост министра иностранных дел, каковой занял Ж. Боннэ, ставший второй по значению фигурой нового кабинета. Боннэ зарекомендовал себя как "честолюбивый конъюнктурщик" 24 , умело приспосабливавшийся к складывавшейся в международных делах ситуации.

Сложившаяся в исторической литературе традиция изображать внешнюю политику кабинета Даладье, в формировании которой важную роль играл Боннэ, как следование британскому курсу "умиротворения" нацистской Германии требует пересмотра или, во всяком случае, существенной коррекции. Вопрос о пересмотре взгляда на внешнюю политику кабинета Даладье был поставлен еще в 1970-е годы тогдашним директором французского Института современной истории Ф. Бедарида, отметившим, что подобное изображение "лишает французскую политику какого-либо содержания и заинтересованности, объясняя все делом рук Англии" 25 . Действительно, анализ деятельности Боннэ как министра иностранных дел в кабинете Даладье помогает увидеть то, что сближало, а порой — разъединяло его и премьера, но в целом отражало прежде всего французские интересы, как они понимались тогда в руководящих кругах радикалов. "Не думайте, — говорил Боннэ в одной из бесед с Моруа, — что я недооцениваю военный азарт Германии… Она продолжительное время готовилась к европейской войне и рано или поздно начнет войну, если не сможет добиться господства над Европой только методом военных угроз. И все же несомненно, что в наших интересах задержать войну, выиграть хотя бы год или полгода для развертывания энергичной кампании вооружений" 26 . Опорные положения позиции Боннэ — "задержать войну" и "выиграть время" для модернизации и развертывания французских вооружений импонировали Даладье и военному руководству Третьей республики. Боннэ считал решающим фактором "задержки" войны прочную французскую опору на Англию, противопоставление Германии и, возможно, Италии франко- британской "Антанты", ради чего он готов был пойти на определенные уступки англичанам, упорно не желавшим брать на себя какие-либо "новые обязательства" в отношении Центральной и Восточной Европы. Однако Даладье, разделявший позицию Боннэ относительно опоры на Англию, все же не сбрасывал со счетов французские "тыловые союзы", что нашло выражение в правительственной декларации, предложенной парламенту 12 апреля 1938 г. Заявив, что "правительство не допустит, чтобы угроза нависла над границами Франции, над ее путями сообщения и колониями", Даладье заверил парламентариев в "верности всем пактам и договорам, которые Франция подписала" 27 . Премьер, разъясняя основу политики кабинета, говорил: "Существует одна проблема: национальная безопасность. Нужно согласиться на все тяготы" 28 . В правительственной декларации это заявление Даладье конкретизировалось как срочная необходимость "возобновления производства оружия, обеспечивающего безопасность государства".

Парламентская сессия, утверждавшая правительственные полномочия кабинета Даладье, работала в сложной внешнеполитической и внутриполитической ситуации. В марте 1938 г. нацистская Германия захватила Австрию, поставив под угрозу Чехословакию — главную опору Малой Антанты и французских "тыловых союзов". Во Франции обострялись социальные конфликты — забастовки, сопровождавшиеся "оккупацией" предприятий, в том числе оборонных, охватили страну. Профсоюзы требовали сохранения заключенных летом 1936 г. в обстановке избирательного успеха Народного фронта, коллективных договоров, основанных на применении 40-часовой рабочей недели. Выступая с парламентской трибуны, Даладье заявил, что продолжение социального противоборства поведет к дестабилизации республиканского режима, "окажется гибельным для свободы". Это заявление было воспринято как стремление защитить республиканское законодательство и правопорядок. Подавляющим большинством — 576 мандатов против 5 — палата депутатов утвердила состав и программу кабинета, предоставив ему одновременно "чрезвычайные полномочия" для проведения оборонных финансово-экономических мероприятий сроком до 30 июня 1938 г. 29 Тем самым личная роль премьер- министра, освободившегося на время от парламентского контроля, значительно возросла.

ПУТЬ В МЮНХЕН.
На франко-британском совещании, проведенном в Лондоне 28-29 апреля 1938 г. — сразу после провозглашения собравшимся в Карлсбаде "съездом" возглавлявшейся К. Генлейном "судето-немецкой партии" программы "ариизации" Судет, то есть их фактической передачи под гитлеровский контроль, что означало расчленение Чехословакии — Даладье добивался активного английского участия в сохранении основ международно-правового урегулирования в Центральной Европе, созданного при Бриане 30 . Ссылка на Бриана была апелляцией к традициям франко-английского сотрудничества на "гарантийной" основе, что нашло свое выражение в итоговом коммюнике совещания, где говорилось об "общности интересов" обеих стран в деле защиты "национальных и международных идеалов" 31 . Даладье был удовлетворен итогом апрельского совещания: в беседе с советским полпредом в Париже Я.З. Сурицем он отметил, что в случае кризисной ситуации в Центральной Европе "англичане обязались вмешаться и дать немцам понять, что при известных обстоятельствах они не останутся в стороне" 32 . Французский дипломатический расчет удался. "Если бы не Франция, — говорил в октябре 1938 г, английский министр иностранных дел Э. Галифакс в беседе с послом США в Лондоне Дж. Кеннеди, — Англия бы никогда не впуталась в чехословацкие дела" 33 .

Совместный франко-британский демарш в защиту Чехословакии, предпринятый в мае 1938 г. и оказавший воздействие на Германию, убедил Даладье в верности курса на сотрудничество с Англией. Организовав в июле 1938 г. визит английского короля Георга VI в Париж, Даладье при активной поддержке Боннэ демонстрировал возрождение франко-британской "Антанты".

Итогом королевского визита и проведенных в Париже переговоров стала франко-английская договоренность о британском "посредничестве между Прагой и Берлином", для чего в чехословацкую столицу вскоре была направлена миссия во главе с В. Ренсименом. Убеждая Прагу принять британское посредничество, Генеральный секретарь французского министерства иностранных дел А. Леже отметил, что оно является "очень выгодным" 34 , ибо "Англия будет чувствовать себя более обязанной по отношению к Чехословакии" 35 . Сразу после переговоров кабинет Даладье обсудил, хотя и не одобрил, близкую премьеру, как одному из авторов былого "пакта четырех", идею о созыве "конференции четырех держав по чехословацкому вопросу" — Франции, Англии, Италии и Германии 36 . Вместе с тем, Даладье, полагавший, что "на Гитлера нажимают экстремистские элементы", и военный конфликт не исключен 37 , спешил использовать выигранное, как ему казалось, "посредничеством" Ренсимена время для укрепления французской обороноспособности путем интенсификации военного производства, особенно авиации, в чем встречал поддержку Генштаба и армейского генералитета, требовавших во имя этого ликвидации социального законодательства Народного фронта, прежде всего 40-часовой рабочей недели, о чем еще в марте 1938 г. почти ультимативно заявил маршал Ф. Петэн 38 .

Однако среди партий, составлявших основу парламентской опоры кабинета Даладье, не было единого подхода к путям и методам наращивания оборонного потенциала. Если коммунисты и ВКТ предлагали преодолеть стагнацию путем нажима на предпринимателей, шедших, по их мнению, на сознательный саботаж с целью дискредитации социального законодательства, методом мобилизации трудовых резервов (по данным Всеобщей конфедерации труда в стране насчитывалось свыше 340 тыс. зарегистрированных безработных), то лидеры радикалов, в их числе Даладье, рассчитывали решить проблемы развития оборонного производства путем увеличения рабочего времени, то есть практически за счет рабочего класса. Попытка премьера путем правительственного нажима на профсоюзы ликвидировать в декретном порядке 40-часовую рабочую неделю, предпринятая 21 августа 1938 г., привела к взрыву социального противоборства. У Даладье не было средств сломить сопротивление трудовых коллективов, обретшее массовый характер, и он отступил, отказавшись от проявленной было инициативы, что вызвало возмущение военных кругов. "Жалкое правительство!" — негодовала близкая к Генштабу газета "Л'Эпок". — Оно спотыкается и путается среди запятых в текстах параграфов жалкой, мелочной, грошовой законности!" 39 .

Неудачная попытка Даладье форсировать развитие оборонного производства имела немалые внешнеполитические последствия. Шаткость положения французского премьера стала очевидной. По свидетельству современника, германский министр пропаганды И. Геббельс сказал Гитлеру: "После этого я не представляю себе, как он сможет нам сопротивляться" 40 . Ослабление французских позиций было ясно и для дипломатов. "В течение нескольких дней после того, как пушки загремят в Центральной Европе, во Франции будет происходить внутренняя борьба", — прогнозировал советник французского посольства в Лондоне Р. Камбон в беседе с Э. Галифаксом 25 августа 41 .

Сложившаяся ситуация отразилась и на франко-советских отношениях, обострив и без того немалое недоверие советского руководства к французскому правительству и лично к Даладье. Представитель народного комиссариата иностранных дел СССР В.П. Потемкин обвинил "Даладье в том, что тот умышленно вызывает внутренние конфликты для того, чтобы Франция в критический момент не была обязанной подвергнуть себя опасности из-за Чехословакии" 42 .

Обострение политической борьбы во Франции стимулировало развязывание Гитлером "повстанческого" движения в Судетах. Генлейновский путч, начавшийся 12 сентября, произвел почти паническое впечатление на Даладье, немедленно апеллировавшего к британскому премьеру. Несколько позже, на заседании палаты депутатов 4 октября, Э. Даладье рассказал об этом так: "В ночь с 13 на 14 сентября я связался с господином Чемберленом. Я помог ему прийти к убеждению, что следует заменить дипломатические демарши и любые сношения личными встречами между политическими руководителями. Британский премьер, разделявший эту точку зрения, направился в Берхтесгаден" 43 (Берхтесгаден — ставка Гитлера. — К. М., С. Д. ). "Помощь" Даладье на деле состояла в том, что Н. Чемберлен получил уверенность во французском одобрении принятого 30 августа 1938 г. лидерами британских консерваторов "плана Зет" — плана решения чехословацкой "проблемы" методом двусторонних англо-германских переговоров на высшем уровне. Близкая к руководству радикалов газета "Л'Эвр" так интерпретировала итог берхтесгаденовской встречи Чемберлена и Гитлера: "Гитлер потребовал присоединения Судетской области к Германии… Затем Гитлер дал понять, что он также требует отказа Чехословакии от франко-чехословацкого и советско- чехословацкого пактов. Наконец, Гитлер заявил, что после решения судетской проблемы он предложит в ходе конференции четырех держав общее урегулирование европейских проблем". Упоминание "Л'Эвр" о возможной "конференции четырех держав" по "урегулированию европейских проблем" отражало настроение окружения Даладье, а, возможно, было пробным дипломатическим шаром, запущенным окружением премьера, конечно, с его ведома. Совещание французского и британского премьеров и руководящих работников министерств иностранных дел, проведенное 18-19 сентября в Лондоне, стало, по существу, первым шагом в подготовке "конференции четырех". Даладье и сопровождавший его Леже, согласившись на передачу Германии Судет и ряда чехословацких районов со значительным немецким населением, настояли на предоставлении со стороны Англии, Франции и Германии "гарантий" незыблемости новых, урезанных чехословацких границ, которые заменяли прежние оборонные пакты 44 , что рассматривалось как "обязательство" Гитлера "не развязывать немедленно всеобщую войну ради осуществления своей мечты о гегемонии" 45 . "В Лондоне договорились, — сообщил чехословацкий посланник Ш. Осуский, — что территория, на которой немцы составляют более 50%, должна быть передана Германии. Международная комиссия проведет соответствующее исправление границ. Англия будет гарантировать новые чехословацкие границы против любой неспровоцированной агрессии. Такая гарантия со стороны великих держав должна заменить договоры ЧСР с Францией и Россией" 46 .

"Когда мы покидали Лондон, — говорил Даладье, — у нас было ощущение, что наш план встретит одобрение в Берлине" 47 . Однако отклонение Гитлером лондонского предложения и выдвинутые им в ходе вторичной встречи с Н. Чемберленом 23-24 сентября в Годесберге-на- Рейне ультимативные требования, сводившиеся не только к безусловной передаче Германии Судет, но и к поддержке аннексионистских претензий Польши и Венгрии — о чем польское и венгерское правительства заявили официально — поставили Даладье в сложное положение: Франция и Англия оказались "перед единым фронтом трех государств, добивающихся раздела Чехословакии" 48 В Европе сложилась ситуация, чреватая военным столкновением.

В этой обстановке Даладье на франко-британском совещании, проведенном 25-26 сентября 1938 г. в Лондоне, занял противоречивую позицию. С одной стороны, он декларировал решимость, в случае агрессии, выполнить договорные обязательства в отношении Чехословакии, вынудив Н. Чемберлена публично заявить в достаточно ясной форме, что Англия и Франция, совместно с СССР, выступят против Германии в случае применения последней силы в решении "судетского вопроса" 49 . С другой стороны, с согласия Даладье, британский премьер-министр продолжил поиски путей "умиротворения". В Берлин был направлен один из советников Чемберлена Г. Вильсон с целью возобновить контакт с Гитлером. В день окончания лондонского совещания близкий к Даладье публицист Тувенен писал: "Мы твердо верим, что мир может быть спасен" и подчеркивал: "Чехословацкую проблему можно разрешить только в рамках европейской проблемы", что по существу, означало готовность к многосторонним переговорам. Их программа формулировалась следующим образом: "Должны быть достигнуты две цели: первая — победить в битве за мир, вторая, более отдаленная — подготовить организацию новой Европы" 50 . Это означало готовность к ревизии версальского территориально- политического размежевания в Центральной Европе.

ОТ МЮНХЕНА К ВОЙНЕ.
Даладье принял переданное ему приглашение Гитлера на срочно созывавшуюся в Мюнхене "конференцию" глав правительств четырех держав — Германии, Италии, Англии и Франции. В 12 час. 45 мин. 29 сентября 1938 г. Даладье и сопровождавший его Генеральный секретарь французского министерства иностранных дел Леже вместе с Чемберленом сели за стол переговоров с Гитлером и Муссолини. "Премьер-министр, — отмечено в немецкой записи хода "конференции", — сказал, что он принял на себя ответственность уже в Лондоне, когда он, не запросив чешское правительство, в принципе дал свое согласие на передачу немецких областей. Он встал на эту точку зрения, несмотря на то, что между Францией и Чехословакией имеется союзный договор". Однако из хода дальнейшего обсуждения чехословацкой "проблемы" Даладье не мог не понять, что немцы подменили лондонскую англо-французскую договоренность гитлеровской аннексионистской программой, изложенной в Годесберге, и настаивают на том, чтобы их программа стала основой "соглашения четырех". Но премьер промолчал, смирившись с гитлеровскими требованиями. Он спешил как можно скорее добиться разрядки кризисной ситуации. "Действовать надо с величайшей быстротой", — повторял он. Однако французы твердо настаивали на фиксации лондонской договоренности относительно четырехсторонних гарантий новых границ "нейтрализованной", то есть отказавшейся от всех прежних договоров Чехословакии, и на создании международной комиссии в составе французских, британских, немецких и итальянских дипломатов при участии чехословацких представителей. Гитлер в конце концов уступил, и в специальном "Дополнении" к четырехстороннему соглашению было заявлено о гарантиях и международной комиссии, которую Даладье и Леже рассчитывали использовать в качестве рычага для налаживания франко-англо-итало-германского сотрудничества с целью ликвидации "почвы для будущих войн" 51 . Во втором часу ночи на 30 сентября Гитлер, Даладье, Муссолини и Чемберлен — именно в таком порядке — поставили свои подписи под мюнхенским соглашением, согласно которому вермахт 1 октября начинал оккупацию переданных Германии Судет и ряда других чехословацких районов. Одновременно было подписано и столь высоко ценимое французами "Дополнение" к мюнхенскому соглашению. Вслед за этим состоялась краткая процедура вручения подписанных соглашений ожидавшим их чехословацким представителям. В. Мастный сделал такую запись этого акта: "Французы были явно смущены и, казалось, сознавали, какое значение имеет это событие для престижа Франции… Я спросил Даладье и Леже, ожидают ли от нашего правительства… ответа на предложенное нам соглашение. Г-н Даладье, который явно находился в состоянии растерянности, ничего не отвечал, г-н Леже ответил, что… нашего ответа они не ждут… Нам было объявлено довольно грубым образом и притом французом, что этот приговор без права апелляции и без возможности внести в него исправления" 52 .

Даладье понимал, что мюнхенское соглашение дезорганизует всю былую международно-правовую систему в Европе, наносит сокрушительный удар по французским "тыловым союзам", грозит изоляцией Франции. Это понимание укрепилось после того, как 30 сентября, по возвращении из Мюнхена в Париж, он узнал из телеграфных сообщений о подписании в баварской столице Чемберленом и Гитлером сепаратной англо-германской "Декларации", провозглашавшей "желание двух народов никогда не воевать друг с другом" и применять "метод консультаций для решения спорных проблем" 53 .

Радость парижан по поводу "сохраненного" мира воспринималась Даладье с нескрываемым скептицизмом и тревогой. Премьер, глядя из окна военного министерства на ликующую толпу, тихо произнес: "Глупцы, если бы они знали, чему аплодируют" 54 . А вечером 30 сентября, находясь в узком "домашнем" кругу, Даладье высказал мнение, что "европейская война вероятно начнется через шесть месяцев" 55 .

Вместе с тем премьер спешил использовать всплеск пацифистских настроений, охвативших страну, для укрепления своего политического положения. Он охотно драпировался в одежды миротворца- триумфатора, принимая воздаваемые ему почести. По возвращении из Мюнхена в Париж он направился к Триумфальной арке и возложил венок к могиле Неизвестного солдата — мемориалу жертвам первой мировой войны. Как свидетельствовал советский писатель И. Г. Эренбург, бывший тогда корреспондентом "Известий" в Париже, парижане восторженно приветствовали премьера, мгновенно ставшего их кумиром. "В его машину швыряли розы. Даладье улыбался" 56 .

Добившись под пацифистским флагом парламентской поддержки мюнхенского соглашения — внешнюю политику правительства одобрили 535 депутатов против 75, из которых 73 представляли Компартию, — Даладье стремился играть роль национального лидера. Радикалы разорвали остатки былых связей с партнерами по народному фронту. Они рассчитывали формировать политику сами. Однако их старания, прежде всего Боннэ, закрепить мюнхенскую договоренность как европейское статус-кво оказывались тщетными. Несмотря на подписание франко-германской "Декларации", аналогичной мюнхенскому соглашению Чемберлен-Гитлер, отношения с Германией оставались далекими от стабильности.

Парламентский и общественный рейтинг Даладье стал падать. На первый план все решительнее выдвигалась фигура министра юстиции П. Рейно, давнего соперника Даладье в борьбе за власть.

Адвокат Рейно, человек небольшого роста, крепкого телосложения, с несколько раскосой постановкой глаз, придававшей ему некоторое сходство с японцем, являлся одним из лидеров "Демократического союза". В начале ноября 1938 г. Даладье, с подозрительной неприязнью относившийся к Рейно, вынужден был согласиться на министерскую перестановку в своем кабинете. Рейно получил портфель министра финансов — один из ключевых постов в правительстве. Изданные по инициативе Рейно 14-15 ноября 1938 г. правительственные декреты (законы) были нацелены на активизацию оборонного производства, особенно авиастроения, на укрепление государственных финансов. Ноябрьские декреты были восприняты профсоюзами как одностороннее ущемление прав и интересов трудящихся, так как они практически ликвидировали прежние коллективные договоры, 40-часовую рабочую неделю, оплачиваемые отпуска, значительно увеличивали налоговое бремя. Результатом явился новый взрыв социальной напряженности, вылившийся в проведение 30 ноября общенациональной забастовки, подавленной правительством при помощи силы. Кабинет Даладье утратил доверие левореспубликанских и части центристских сил. За вотум доверия правительству 10 декабря проголосовало лишь 315 депутатов из 556, причем из голосовавших за доверие 218 принадлежали к "Демократическому союзу", одним из лидеров которого был Рейно, что упрочило его положение.

В предвидении новых "социальных конвульсий" во Франции, первым проявлением которых стала забастовка 30 ноября, мюнхенские партнеры Даладье — Гитлер и Муссолини — усилили агрессивное давление. Вечером 30 ноября 1938 г. итальянские фашисты выдвинули Франции далеко шедшие претензии, требуя передачи Италии Корсики, Ниццы, Савойи, значительной части французских владений в Северной Африке, в частности Туниса. То был сильный удар по престижу французского премьера, растерянно пытавшегося дать ответ итальянским притязаниям в многословной, но пустой парламентской речи. Близкая к Генштабу газета "Л'Эпок" со злым сарказмом комментировала это неудачное выступление Даладье: "Посредственность формы не столь существенна. Важна потрясающая пустота, которая открылась перед изумленной палатой. Когда Италия требует от нас уступки территорий, когда Германия наступает на Востоке Европы, во главе Франции стоит этот человек, который по своему политическому уровню вряд ли годится для департаментской комиссии по вопросам земледелия. Никакого взгляда вперед, никакой концепции, никакого плана" 57 .

У Даладье не было не только четкой внешнеполитической концепции, но и программы возможных ответных действий. Премьер прибег к импровизации. Новый 1939 г. он встретил на борту крейсера "Маршал Фош", взявшего курс к берегам Северной Африки. Премьера сопровождали вице-адмирал Дарлан и генералы Жорж и Вюйемен. Одновременно из Бейрута в Джибути, через Суэцкий канал направились военные корабли "Д'Ибервиль" и "Эпервье" с десантами на борту. Из Марселя во французское Сомали на пароходах "Сфинкс" и "Шантиньи" перебрасывались отряды сенегальских стрелков. Даладье ощущал себя в роли полководца или, по крайней мере, начальника боевой экспедиции. 3-5 января 1939 г. Даладье как военный министр проинспектировал состояние африканских рубежей обороны и остался вполне удовлетворенным. Всюду в ходе своей поездки премьер- министр произносил импровизированные воинственные речи, вызвавшие озабоченность не только у Муссолини и Гитлера, но и у Чемберлена. Сразу же по возвращении Даладье в Париж 10 января 1939 г. во французскую столицу прибыл британский премьер-министр в сопровождении своего министра иностранных дел. В ходе франко- британского совещания в Париже 11 января французы отказались от английского посредничества в франко-итальянском "споре", но, как отметил польский посол в Лондоне, Чемберлен, уповавший на "метод личных контактов", апробированный в Мюнхене 58 , направился в Рим. "Англичане не хотят воевать. Они стремятся отступить по возможности медленно, но вступать в сражение они не желают", — такой вывод сделали итало-фашистские лидеры из римских бесед с британскими министрами 59 .

Даладье видел колебания британского кабинета и стремился оказать давление на него. В ходе напряженных франко-британских переговоров, проведенных в конце ноября 1938 г. в Париже, он настаивал на упрочении франко-британской "Антанты", на максимальном увеличении в случае войны английской поддержки французов, оговоренной еще во время двусторонних штабных переговоров в 1936 г. "Недостаточно послать на континент три дивизии, — говорил Даладье, — нам нужно больше дивизий, и они должны, по возможности, располагать необходимой военной техникой" 60 . Французы настаивали на введении в Англии всеобщей воинской повинности, о чем говорилось в специальной ноте, переданной британскому посольству 1 февраля 1939 г. Это французское требование обосновывалось "выпадением чехословацкой армии и изменившимся к невыгоде Франции соотношением сил в Европе" 61 .

В ходе парламентских дебатов, состоявшихся в конце января 1939 г., как Даладье, так и Боннэ всемерно подчеркивали действенность договоров с Польшей и СССР. "Господа! — взывал министр иностранных дел, — надо покончить с легендой, что будто бы наша политика разрушила соглашения, которые мы заключили с СССР и Польшей. Эти соглашения все время существуют и должны быть применены именно в том духе, в котором они были задуманы". Полностью солидаризовавшись с Боннэ, Даладье заявил парламентариям: "Нужно ли еще прибавить, что правительство ни в коем случае не ослабит договоры, связывающие Францию с другими народами? Напротив, мы твердо намерены сохранять их в силе" 62 . Парламентские заявления Даладье и Боннэ способствовали получению кабинетом вотума доверия: 31 января 1939 г. за правительство проголосовало 379 депутатов, против — 234. Но они не внесли успокоения среди политических и парламентских кругов, видевших неуклонное обострение международной обстановки в Европе и Средиземноморье.

Уступки, сделанные Муссолини в форме французского признания режима генерала Ф. Франко в Испании, не удовлетворили итальянских фашистов, рассматривавших поражение испанских республиканцев как свою победу. В этой ситуации Даладье сделал попытку переломить напряженность в отношениях с Германией, найдя экономическую основу для франко-германского "сближения". Речь Гитлера, произнесенная в рейхстаге 30 января 1939 г., в которой Гитлер заявил об экономических трудностях Германии, показалась французскому премьеру прямым призывом к началу германо-французских экономических переговоров. Как отметил советник германского посольства в Париже Кампе, Даладье намеревался разработать программу франко-германского экономического сотрудничества под своим личным руководством.

В конце февраля — начале марта 1939 г. были проведены консультативные встречи с германскими представителями. 11 марта французское посольство в Берлине передало министерству иностранных дел Германии ноту с изложением основ французской программы. В ноте подчеркивалось желание французского правительства "наилучшим образом обеспечить развитие торговли и эффективное экономическое сотрудничество между Францией и Германией" 63 . Даладье надеялся таким путем подвести наконец под зыбкое послемюнхенское положение в Европе определенную договорную экономическую базу. Эти надежды французского премьера были нереальны:

6 марта 1939 г., когда под руководством Даладье завершилась разработка французской программы франко-германского экономического сотрудничества, Гитлер, в расчете на "перспективу предстоящей схватки на Западе" 64 принял решение аннексировать оставшуюся после мюнхенского соглашения часть Чехословакии.

Вторжение утром 15 марта 1939 г. вермахта в Прагу и "согласие", под германским давлением, чехословацких властей на установление германского "протектората", означали кардинальное изменение международной ситуации. Оценивая развернувшиеся в Центральной Европе события как "драму", обозреватель газеты "Ле Тан" писал: "Весь аспект этой драмы, которая поистине ужасна для политической нравственности нашей эпохи, сегодня ясно освещен и не позволяет создавать никаких иллюзий… Гитлеровский рейх получил преимущество, заняв передовые позиции" 65 . Французский посол в Берлине Р. Кулондр вынужден был сделать категорический вывод: "Мюнхенское соглашение больше не существует. Психологические принципы, на которых могли развиваться отношения, предусмотренные "Декларацией" от 6 декабря, уничтожены" 66 .

Бесцеремонность действий Гитлера потрясла Даладье. Узнав о германском акте насилия, Даладье впадает в бешенство. Он запирается один в своем кабинете. Через полчаса он говорит своим сотрудникам: "Теперь нужно поставить себя в такое положение, чтобы не давать больше этому клятвопреступнику повода для нового вероломства, или с Францией будет покончено" 67 . В этой эмоциональной реакции премьер-министра нашло выражение сознание реальной угрозы национальной безопасности Франции со стороны недавнего партнера по Мюнхену, ставшего "клятвопреступником".

Гитлеровская аннексия Чехословакии и крушение мюнхенского соглашения повели к существенным сдвигам во внутриполитическом балансе сил Третьей республики, в частности, к изменению позиции "средних слоев", многочисленной и влиятельной силы в стране, за шесть месяцев до этого воспринявшей мюнхенское соглашение как гарантию сохранения и упрочения европейского мира. "Акт 15 марта, — отметил советский полпред в Париже Суриц, — окончательно разрушил в глазах всякого среднего француза не только веру в слова Гитлера, веру, что можно договориться с Германией… веру в Мюнхен, но во весь рост поставил проблему германской угрозы". Широкая антигерманская эмоциональная волна захлестнула страну. "Французский обыватель, — писал полпред, — с бухгалтерской тщательностью, свойственной каждому рядовому французу, подсчитывает количество людей, территории, золота, естественных богатств, которые сейчас захватила Германия, и приходит в ужас". "Страх и негодование", по наблюдению полпреда, охватили не только средние слои города, но и крестьянство, интеллигенцию, трудящиеся массы в целом. "Нужно отметить, — писал Суриц, — совершенно исключительную по своему размаху и единодушию волну возмущения и ожесточения против немцев. Не впадая в преувеличение, можно с уверенностью сказать, что со времени великой войны (то есть первой мировой) не было еще момента, когда эта вражда к немцам прорвалась бы с такой силой… В синематографах… всякое появление на экранах немцев вызывает свист и крики возмущения" 68 .

В этой обстановке Даладье объявил о пересмотре политики своего кабинета. Первым шагом в сторону этого пересмотра стали проведенные 21-22 марта в Лондоне франко-британские переговоры, в центре которых, как видно из их протокольных записей, был вопрос о возведении оборонительного барьера против гитлеровской агрессии прежде всего на Западе, о чем, в общей политической форме, была достигнута договоренность. Дав гарантии независимости Голландии и Швейцарии, британское и французское правительства подтвердили, путем обмена нотами, действенность двустороннего соглашения о военно-штабном сотрудничестве, заключенного весной 1936 г. Французская дипломатия и печать с подачи Даладье изображали итог лондонских переговоров как окончательное оформление англо- французского союза. "В Лондоне, — утверждал Тувенен, — были приняты важные дипломатические решения… Англо-французское соглашение было превращено в полный союз… Во всех областях: дипломатической, политической и военной Франция и Англия решили объединить все свои возможности перед германской угрозой" 69 .

Даладье, как и британское руководство, придавал большое значение обретению союзников в возможной борьбе. В течение последних дней, — сообщил 29 марта советский полпред в Англии И. М. Майский, — между Лондоном и Парижем шли усиленные совещания, и в английских правительственных кругах сейчас создалось настроение в качестве первого этапа организовать блок четырех держав — Англии, Франции, Польши и Румынии, причем первые две берут на себя твердое обязательство силою оружия прийти на помощь Польше или Румынии в случае нападения на них Германии 70 . Итогом англо-французских "совещаний" стало сделанное 31 марта Чемберленом публичное, с парламентской трибуны, заявление о предоставлении британской гарантии территориальной целостности и независимости Польши. При этом Чемберлен подчеркнул, что "уполномочен французским правительством" сообщить, что оно занимает в этом вопросе аналогичную позицию 71 , т.е. также берет на себя обязательства польского "гаранта", дополнявшие и укреплявшие франко-польский союзный договор, заключенный 12 февраля 1921 г.

Французский Генштаб считал важным фактором обороноспособности Польши ее опору на Советское государство. Генерал М. Гамелен в письме Даладье советовал нацелить дипломатические усилия на то, чтобы привести Польшу к сотрудничеству с СССР. Исходя из этого военный атташе в Варшаве генерал Ф. Мюсс, действовавший по указанию Даладье, поставил 30 марта перед польским военным лидером Э. Рыдз-Смиглы вопрос об обеспечении польской обороны советскими поставками стратегического сырья и боевой техники 72 . Даладье понимал, что налаживание польско-советского сотрудничества станет непростым делом. На одном из заседаний кабинета премьер сказал, что он не сомневается в согласии СССР на такое сотрудничество, но что "он не уверен в Польше" 73 .

Переход руководства Третьей республики вместе с Англией к предоставлению гарантий малым европейским странам — вслед за Польшей франко-британские гарантии получили Румыния и Греция — стал шагом на пути создания антигитлеровской коалиции. Хотя в "гарантийной" политике сохранялся элемент маневра, рассчитанного на давление на Германию с целью удержания ее от силового решения европейских проблем можно было вернуться на путь переговоров в духе "умиротворения".

Создавая франко-британский "западный союз", французское руководство видело слабость подготовки Англии к возможной войне на европейском континенте: в ходе лондонских переговоров в марте 1939 г. Боннэ "настаивал на введении воинской повинности в Англии, без которой, по мнению французов, невозможна никакая серьезная политика по организации сопротивления агрессорам", однако получил "неопределенный" ответ Н. Чемберлена и Э. Галифакса 74 . В беседе с У. Буллитом 3 апреля Даладье отметил незначительную, "за исключением борьбы на море", роль Англии в возможной европейской войне. Вследствие этого, подчеркнул премьер, "ужасное военное бремя" придется нести одной Франции 75 . Облегчить подобное "бремя" — и это сознавал Э. Даладье — можно было только созданием оборонного союза с СССР.

С начала англо-франко-советских переговоров о заключении тройственного оборонительного союза Даладье стремился к их успешному завершению, хотя ставил такую цель: "Целью переговоров, — отмечал французский посол в Москве. П.-Э. Наджиар, — было с самого начала добиться русской поддержки в предвидении агрессии против стран Восточной Европы, уже получивших наши гарантии 76 . Эта поддержка мыслилась в виде обеспечения Польше, а также и Румынии, советских поставок вооружения и военно-стратегического сырья 77 .

6 апреля 1939 г. генерал Гамелен отметил в беседе с Сурицем, что "наступил момент сплотить все силы, способные и готовые сражаться с агрессией". 14 апреля министерство иностранных дел Франции предложило дополнить французско-советский пакт о взаимной помощи двусторонним соглашением, составленным в форме обмена письмами, о помощи Польше и Румынии. Французское предложение, по существу, сводилось к модернизации пакта 1935 г. путем распространения советских обязательств на Польшу и Румынию, на взаимной со стороны Франции основе. 18 апреля нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов сделал ответный демарш. Он предложил проект основ тройственного, англо-французско-советского соглашения, которое он рассматривал как "солидную базу" в деле обуздания агрессии. Это была программа защиты европейского мира путем создания системы коллективной защиты всех восточноевропейских государств, расположенных между Балтикой и Черным морем, включая Турцию.

Такая программа не устраивала французское и британское правительства, которые встали на путь дипломатического маневрирования, затягивая переговоры. Лишь 27 мая 1939 г., после того как Германия и Италия провозгласили создание "Стального пакта", боевого союза европейских фашистских держав, в НКИД был передан совместный французско-британский проект оборонительного тройственного соглашения, в ответ на который советская сторона 2 июня предложила свой контрпроект аналогичного соглашения. Предложенные проекты строились на различной базе. Франко-британский вариант тройственного соглашения базировался на Уставе Лиги наций и мыслился как некая региональная, ограниченная Европой, конкретизация применения статьи 16 Устава Лиги, "рассчитанная на четко ограниченный срок" 78 — на 5 лет. Его суть сводилась к реализации "гарантий", предоставленных Голландии, Швейцарии, Польше, Румынии и Греции, которые, однако, прямо не назывались, но к защите которых привлекалось советское государство, чья поддержка определялась методом трехсторонних "консультаций" при условии незыблемости "прав и положения" гарантированных стран.

Советский вариант трехстороннего соглашения строился на иной основе. Хотя в его преамбуле сохранялась ссылка на принципы Лиги наций, соглашение было независимо "от какой бы то ни было процедуры", предусмотренной Уставом Лиги наций. Вместе с тем определялся круг тройственных гарантий, включавший восемь европейских государств — Бельгию, Грецию, Турцию, Румынию, Польшу, Латвию, Эстонию, Финляндию. При этом политическое соглашение предполагало заключение военной конвенции, текст которой предстояло разработать 79 .

Реакция Даладье на советское предложение была чрезвычайно быстрой. Уже 3 июня в беседе с советским полпредом он заявил, что признает советский проект "логичным, с точки зрения французских интересов". Эту "логику" премьер-министр усматривал в тесной связи взаимопомощи трех участников договора с системой коллективных гарантий. Даладье одобрил идею одновременного вступления в силу политического и военного соглашения, заявив, что "он на многое готов, лишь бы скорее прийти к ясному и недвусмысленному военному соглашению". Даладье выразил согласие на изменение самой основы англо-французского проекта соглашения, отказавшись от его базирования на Уставе Лиги наций. Это означало согласие сделать основой переговорных дискуссий советский проект соглашения.

Однако Даладье не взял в свои руки дальнейшее ведение переговоров, сделав оговорку, что французская сторона выступает вместе с английской, что значительно связывало ее и даже ставило в зависимость от британского союзника. Эта зависимость была и без того ясна для советской стороны. И все же позиция Даладье и французская дипломатия сыграли в ходе переговоров немалую роль в согласовании позиций сторон и поисков компромиссных формулировок текста политического соглашения. К исходу июля 1939 г. текст англо-франко- советского политического оборонительного соглашения в основном был разработан.

Газета "Ле Тан" так охарактеризовала сложившееся на англо-франко- советских переговорах положение: "Обе стороны признают, что косвенная агрессия может быть такой же опасной, как и прямая, но стороны расходятся относительно методов предотвращения этой агрессии. Англия и Франция хотят воздержаться от всего, что могло бы затронуть независимость Балтийских государств, тогда как советское правительство предлагает трудную для соглашения формулу" 80 . По мнению британской и французской сторон "трудность" советской формулы состояла в том, что она не устраняла подозрений в намерении СССР посягнуть "на независимость Балтийских стран". В надежде на скорое достижение компромисса по вопросу о "косвенной" агрессии и тем самым — заключения политического соглашения — Даладье и генштаб 26 июля 1939 г. приняли советское предложение об открытии в Москве англо-франко-советских переговоров по разработке и подписанию военной конвенции. Близкий к Даладье политик Тувенен решился выступить с итоговой оценкой переговорной деятельности премьера и его министра иностранных дел: "В момент, когда переговоры подходят к концу, небесполезно подчеркнуть участие французских лидеров, именно Даладье и Боннэ, заслуга которых состоит в том, что они не поддались обескураживанию и несколько раз обращались то к правительству СССР, уговаривая его ограничить свои требования, то побуждая британский кабинет сделать уступки" 81 .

Переговоры военных делегаций, начатые в Москве 12 августа 1939 г., уже через два дня столкнулись с непреодолимой, как оказалось, для западных держав преградой. 14 августа глава французской делегации на переговорах Ж. Думенк телеграфировал Даладье: "Сегодня советская сторона поставила как условие подписания военного соглашения наличие уверенности у Советской Армии в том, что она, в случае агрессии против Польши и Румынии, сможет вступить в Виленский коридор, в Галицию и на румынскую территорию" 82 . Советское условие было безальтернативным. По мнению военно-политического руководства СССР, отказ от предложенного им варианта действий означал не только военный разгром Польши, но и ставил судьбу Советского государства в зависимость от внешних факторов. Британская делегация знала, что поиски такой договоренности не предусматривались кабинетом Чемберлеиа. "Я думаю, что наша миссия закончилась", — сказал глава британской делегации П. Драке Думенку по окончании заседания 14 августа 83 . Однако Даладье не мог согласиться с провалом военных переговоров, что негативно сказалось бы на положении не только Польши, но и Франции. Премьер-министр Франции предпринял срочные шаги по достижению договоренности с польским руководством. Следуя его указаниям, французский военный атташе в Варшаве генерал Ф. Мюсс, специальный представитель генштаба капитан А. Бофр вместе с послом Л. Ноэлем убеждали поляков пойти навстречу советскому предложению. Стремясь парализовать ссылки польского руководства на то, что русские стремятся "занять те территории, которые поляки у них забрали в 1921 г.", и тем самым взять реванш за неудачу в польско-советской войне 1920 г., "добиться мирным путем" того, чего не удалось сделать "силой оружия", Даладье 18 августа попытался предложить новое толкование французской гарантии:

польское правительство соглашается на пропуск, "ограниченный географически", советских войск, а французский кабинет, вместе с британским, выражает готовность взять на себя ответственность за эвакуацию советских войск с польской территории немедленно после завершения боевых действий. Одновременно Даладье предложил придать советской военной акции на польской территории интернациональный характер путем отправки в Польшу двух французских дивизий. Премьер пытался оказать давление на польское руководство, сделав заявление, что "если поляки отвергнут предложение русской помощи, он не пошлет ни одного французского крестьянина защищать Польшу" 84 . Демарш Э. Даладье означал, что Франция готова была гарантировать восточные границы Польши в том виде, как они были определены Рижским договором 1921 г., тем самым снимая польские опасения. Однако демарш Даладье не имел последствий.

Тревога премьера возрастала. Кулондр с июня 1939 г. предупреждал о возможности германо-советского соглашения. "Рейх, — сообщал посол, — готовится сделать Москве очень выгодные предложения в плане налаживания торгового обмена… Это экономическое сотрудничество было бы, по мнению германского руководства, прекрасным средством в деле двустороннего политического сближения".

В 16 час. 15 мин. 21 августа Гамелен сообщил Думенку распоряжение Даладье о предоставлении генералу полномочий "подписать в общих интересах с согласия посла (то есть П.-Э. Наджиара) военное соглашение", текст которого, однако, не был еще разработан. Телеграмма с распоряжением Даладье была получена французским посольством в Москве в 23 часа, а около полуночи французское радио продублировало переданное центральной радиостанцией Германии официальное сообщение о советско-германской договоренности относительно заключения пакта о ненападении и о срочной поездке для его разработки и подписания И.фон Риббентропа в Москву.

Вечером 23 августа, после получения известия о заключении германо- советского пакта, Даладье созвал заседание Высшего совета национальной обороны, поставив перед военно-политическим руководством страны вопрос: "Может ли Франция допустить устранение с европейской карты Польши и Румынии или одного из этих государств?" Гамелен заявил, что Совет должен принять "однозначное решение — выполнить обязательства в отношении Польши", то есть в случае гитлеровского нападения вступить в борьбу. Начальник генштаба нарисовал следующую перспективу европейского конфликта, который мог, по его мнению, разразиться на пороге осени 1939 г.: "Польская армия окажет стойкое и мужественное сопротивление немцам; холода и осенняя распутица быстро остановят активные военные действия и стабилизируют польско-германский фронт, так что битва на Востоке будет продолжаться до 1940 г.;

к этому времени французская армия получит поддержку английских дивизий, которые будут высажены на континенте" 85 . По предложению Гамелена Совет высказался за объявление, в случае вторжения вермахта в Польшу, всеобщей мобилизации, что, по мнению начальника генштаба, должно было оказать помощь польскому сопротивлению, "почти равнозначную французскому вступлению в войну", которое, однако, предполагалось осуществить позднее, после завершения мобилизации и "максимальной концентрации войск" на "линии Мажино".

Даладье не рассматривал объявление всеобщей мобилизации как неизбежность военного конфликта 86 . Премьер-министр считал, что во франко-советских отношениях еще не все потеряно. Считая, что разыгрывавшаяся в Москве дипломатическая "партия" оставалась напряженной, посол не исключал возможность французского реванша по отношению к немцам. Анализируя обстановку в Москве, он приходил к выводу, что советское руководство пошло на сделку с немцами не без колебаний и расчетов, нацеленных на сохранение противовеса германской экспансии 87 . Такого же мнения придерживалось окружение Даладье. Советник премьер-министра Р. Жанебрие предложил срочно направить в Москву П. Кота, бывшего министра авиации в правительстве Блюма, пользовавшегося симпатией советского руководства, с которым ранее имел успешные контакты 88 . Да и сам премьер готов был совершить срочный вояж в советскую столицу. Если бы, — говорил Даладье несколько позднее советскому полпреду, — "хоть кто-нибудь заикнулся", что от его "личного приезда в Москву зависел успех переговоров", он бы "ни минуту не колебался" в отношении подобной поездки, но его "заверяли, что все идет нормально" 89 .

Подписание 25 августа в Лондоне англо-польского договора о взаимной помощи Даладье расценил как завершение формирования англо- франко-польской коалиции. Л. Бургес, выражавший мнение премьера, провозгласил: "Соглашение о военной помощи, заключенное между Лондоном и Варшавой, не дает возможности поставить Польшу на колени. Это соглашение создает абсолютно полный оборонительный союз. Этот договор настолько точен, что всякое посягательство на польский суверенитет вовлечет неминуемо правонарушителя в войну с Англией и, само собой разумеется, с Францией" 90 .

Кулондр, получивший известия о почти панической реакции Гитлера на англопольский договор, писал Даладье: "Проба сил обернулась в нашу пользу. Из достоверного источника мне известно, что… у Гитлера возникли колебания, что колебания имеются внутри нацистской партии, что в народе растет недовольство. Нападение на Польшу, назначенное в ночь на 26 августа, по причинам еще не совсем ясным, отменено: в самый последний момент Гитлер отступил". Посол предложил премьер- министру развить "этот наш успех", вынудив Гитлера принять в решении проблемы Данцига и Польского коридора "метод переговоров" и навязав ему приемлемый для польского руководства вариант решения. "Необходимо, — подчеркнул Кулондр, — убедить его посредством нашей твердой позиции, что прибегая к методам, которыми пользуется до сих пор, он абсолютно ничего не получит". Вместе с тем посол рекомендовал соблюдать осторожность, чтобы не толкнуть Гитлера "на отчаянный шаг". Напоминая Даладье о его пристрастии к рыбной ловле, посол писал: "Итак, рыба коварная, поэтому необходимо мастерство, чтобы вытянуть ее, не порвав леску" 91 .

Главный просчет Кулондра и последовавшего его совету Даладье состоял в недооценке твердо созревшего решения Гитлера начать войну за европейское и мировое господство Германии. Составленное в лучших французских пацифистских традициях послание Даладье, адресованное Гитлеру, было, по существу, эмоциональным призывом к "мирному и справедливому" решению германо-польского "спора". "Если, — писал Даладье, — французская и немецкая кровь, снова, как и 25 лет назад, прольется в новой, еще более длительной и жестокой войне, каждый из народов будет бороться в надежде на победу, победителями же, несомненно, окажутся разрушение и варварство" 92 .

Демарш Даладье укрепил решимость Гитлера нанести удар. "Кулондр у фюрера. Настоятельная просьба Даладье "оставить меч в ножнах". Следовательно, им не ясно, будут ли немцы драться?" — резюмировал начальник германского генштаба Ф. Галь-дер 93 . Стремясь удержать инициативу в готовящейся схватке, Гитлер предложил сохранить французско-германский контакт в тайне 94 , тем самым намекнув на возможность его развития. Это вдохновило Даладье, надеявшегося на открытие прямых германо-польских переговоров. "Мы оказали давление на Польшу с тем, чтобы она дала согласие на переговоры, которых требовал Гитлер", — свидетельствовал позднее Даладье 95 .

ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА НАЧАЛАСЬ

Черчилль не без основания назвал время с осени 1939 г. до весны 1940 г. "сумерками войны" 96 . То было время, когда кабинет Даладье, также как и британское правительство, утратил военно-политическую ориентацию. Вторжение германских войск в Польшу, начатое 1 сентября 1939 г., означало бесповоротное поражение французской и британской дипломатии в их попытках остановить нацистскую агрессию политическими средствами. Однако Даладье не оставлял попыток добиться прекращения войны, надеясь на созыв "мирной конференции". Вечером 1 сентября 1939 г. французский премьер через посла в Берлине Кулондра предложил германскому правительству дать "заверения" относительно "прекращения агрессии против Польши" и готовности вывода дивизий вермахта с ее территории, заявив, что в случае германского отказа "без колебания" выполнит обязательства по французско-польским договорам 97 . "Новое предложение Парижа (через Рим): как можно скорее созвать конференцию; до этого — заключить перемирие", — отметил в тот же день в служебном дневнике начальник германского генштаба генерал Гальдер 98 .

Выступление Даладье на открывшейся 2 сентября чрезвычайной сессии палаты депутатов и сената Франции содержало элемент политического маневра: премьер-министр еще до конца не сознавал необратимость развернувшихся военных событий и, вместе с тем, знал, что большинство парламентариев, чьей поддержки он добивался, сохраняет пацифистские иллюзии. С одной стороны, в парламентском выступлении Даладье содержалось неприятие гитлеровской агрессии. "Речь идет, — говорил он, — о новом шаге к установлению гитлеровского господства над Европой и всем миром". В свете этого тезиса выдвигалось правительственное требование новых кредитов в размере 90 млрд. франков на развертывание французской обороны. С другой стороны, премьер-министр, заявив, что "Франция и Англия не отрекаются от обязательств в отношении Польши", прозрачно намекнул на якобы еще остающуюся возможность мирного урегулирования. "Если борьба будет прекращена, если агрессор вернется в исходную позицию, — заявил Даладье, обращаясь к парламентариям, — я заверяю вас, господа, правительство сделает все для того, чтобы состоялись свободные переговоры, чтобы восторжествовал мир" 99 .

Заявление Даладье создало, как свидетельствовала Ж. Табуи, ситуацию "неопределенности": большинство парламентариев поняло его только "как требование об увеличении военных кредитов" 100 , что и было единогласно вотировано. Однако объявленную Даладье в тот же день, 2 сентября, всеобщую мобилизацию французы встретили неоднозначно. "Влиятельные круги французского общества возмущала и пугала самая мысль о войне с Гитлером, ибо он, по крайней мере, с их точки зрения, стоял за решительное подавление тех сил, которые вызывали социальное брожение и так осложняли в последние годы политическую жизнь Франции" 101 . Это обстоятельство, в конечном итоге, определило поведение Даладье, который в объявлении войны Германии предоставил первое слово Англии. Несмотря на польское давление, только после того, как в 11 часов 3 сентября Чемберлен заявил по радио об объявлении Англией войны Германии, Кулондр, выполняя инструкцию французского правительства, ультимативно, до 17 часов, потребовал германского ответа на французское предложение относительно вывода германских войск из Польши. Принявший Кулондра в Берлине рейхсминистр иностранных дел Риббентроп заявил, что, выступив на стороне Польши, Франция станет агрессором. "История нас рассудит", — ответил Кулондр. В 12 часов 40 минут 3 сентября дипломатические отношения между Францией и Германией были разорваны. В 17 часов 3 сентября Франция вступила в войну. В Париже прозвучали слова о том, что гитлеровская агрессия непосредственно угрожает французским национальным интересам. "Вступая в борьбу с ужаснейшей тиранией, верные нашим обязательствам, мы защищаем нашу землю, наши очаги, нашу свободу", — провозгласил Даладье в обращении к народу, переданном по радио 4 сентября 1939 г. 102 .

Ко времени вступления в войну генштаб и верховное командование Франции выдвинули к франко-германской и франко-итальянской границам до 50 кадровых дивизий. Всеобщая мобилизация проходила быстро. Документы, обнаруженные немцами, когда они заняли Париж, показывали, что мобилизация в основном была завершена к 4 сентября 1939 г. Уже тогда французская армия была готова к ведению боевых операций. К 10 сентября французы довели до штатной численности личный состав бронетанковых войск и артиллерии 103 . 4 сентября 1939 г. в Париже был демонстративно подписан франко-польский договор о взаимной помощи, в целом аналогичный англо-польскому договору от 25 августа 1939 г. 7 сентября французское казначейство санкционировало государственный заем польскому правительству в сумме 600 млн. франков под 5% годовых с началом погашения в июле 1941 г. Польскому послу было сообщено о планировавшихся французских поставках самолетов, танков, артиллерии, боеприпасов, которые предполагалось отправлять в Польшу из Марселя морем и затем через Румынию 104 .

Даладье, как это видно из его парламентского заявления в декабре 1939 г., полагал, что польская армия имела возможность оправиться от неудач первых дней борьбы и продолжить сопротивление германской агрессии 105 . Исходя из подобной оценки событий, Даладье и генштаб ввели в действие директиву, подготовленную еще в мае 1939 г. и отвечавшую, по их мнению, той военно-политической ситуации, которая сложилась в первую декаду сентября. "В случае, если главный удар германского вермахта будет обращен против Польши, — говорилось в директиве, — французская армия должна обеспечить положение польских вооруженных сил путем сковывания или отвлечения на западный фронт как можно большей части вооруженных сил Германии". Однако реализация этого замысла мыслилась предельно осторожной. "В намерения М. Гамелена, — не без сарказма писал Дж. Батлер, — не входило рисковать своими драгоценными дивизиями, бросая их в опасное наступление".

Французский генштаб, с одобрения Даладье, планировал многоэтапное "постепенное введение в действие" сначала "передовых", а затем "главных сил", сведя первую фазу борьбы на западном фронте к "соприкосновению с оборонительной позицией противника" и выявлению тех слабых сторон, "по которым впоследствии будет нанесен удар". В начале сентября Даладье и начальник генштаба Гамелен поставили перед командующим Северо-Восточным фронтом генералом Жоржем задачу проведения разведывательной операции в секторе между Ре ином и Мозелем с целью занять предполье немецкой "линии Зигфрида" и выяснить возможность ее прорыва. В ночь на 7 сентября девять дивизий 4-й французской армии начали выдвижение в сторону Саарбрюккена. Утром 8 сентября, когда германские бронетанковые части прорвались уже к предместьям Варшавы, солдаты 4-й французской армии достигли Нейкирхена. К 12 сентября, когда развернулась продолжавшаяся до 28 сентября битва за польскую столицу, французские войска проникли вглубь германской территории до 20 км на участке шириной в 38 км, заняв район Варндского леса, расположенный юго-западнее столицы Саара, и пограничный район между Саарбрюккеном и Пфальцским лесом, создав угрозу развертывания боевых действий в районе Саарского угольного бассейна и Рура — "ключевого германского стратегического района" 106 . Между тем польское сопротивление, вопреки французским расчетам, быстро слабело. Польское военно-политическое руководство, теряя управление войсками, перемещалось по стране: из Варшавы на восток, в Люблин, а затем к румынской границе.

12 сентября 1939 г. во французском городке Абвиле состоялось первое совещание англо-французского Верховного союзного совета, сформированного для руководства коалиционной войной. Францию на совещании представляли Даладье и Гамелен, причем оба пребывали в растерянности: французское наступление в предполье линии Зигфрида не только не отвлекло германские войска с польского фронта, но и оказалось перед перспективой полного провала. Но французы не собирались капитулировать. "Все официальные лица, — отметил советский полпред в Париже 10 сентября 1939 г., — в один голос утверждают, что …война будет продолжаться и что немцы ошиблись, если строили расчеты на том, что после завоевания Польши союзники выйдут из боя" 107 . В начале Абвильского совещания Даладье предложил активизировать борьбу на Западе, атаковав силами союзной авиации военные объекты Германии, или, по крайней мере, разрушив мосты через Рейн. Однако вскоре французский премьер-министр уступил давлению англичан, согласившись с доводами Чемберлена, который заявил, что "Польша все равно потеряна" 108 .

Английский премьер изложил стратегический план, рассчитанный на долговременное наращивание союзных сил, и не исключавший крушения "внутреннего фронта" Германии, то есть государственного переворота. Провозглашенный Италией и франкистской Испанией нейтралитет, который поставил Германию в положение европейской изоляции, казалось, благоприятствовал реализации этого плана, с которым согласились Даладье и Гамелен. В итоге абвильского совещания союзники решили придерживаться в начавшейся войне "политики ограниченных действий", возложив основные надежды на организацию блокады Германии 109 .

Чем же руководствовался Даладье, принимая такую военно- политическую линию? Видимо, корни этого решения следует искать в осложнявшейся внутриполитической обстановке, которая складывалась в Третьей республике. К середине сентября 1939 г. кризис в отношениях между Даладье и Боннэ, первые признаки которого обнаружились в дни Мюнхена, достиг высшей точки. У Даладье не осталось сомнений в том, что Боннэ, имевший солидные связи в прогерманских финансово-промышленных кругах и поддержку части пацифистски настроенных парламентариев-радикалов, стремится занять кресло премьер-министра и готовит новое "умиротворение" Гитлера. По свидетельству Гамелена, после заседания Высшего Совета национальной обороны 23 августа 1939 г. Даладье, одобрив осторожность генерала, не приведшего в своем сообщении секретных данных о состоянии французских вооруженных сил, сказал, намекнув на присутствовавшего в зале заседания Боннэ: "Вы правильно сделали. Если бы вы рассказали об этом, немцы завтра же знали бы все" 110 .

Уже с 3 сентября 1939 г., дня объявления войны Германии, Даладье стал готовить реорганизацию своего кабинета. Как отметил советский полпред в Париже, премьер, опираясь "преимущественно на армию", стремился подавить любые проявления "пораженчества", сплотить тех, кто принимал его метод ведения войны — "медленный, но верный" 111 . По существу Даладье стремился стать военным лидером страны. Расчищая путь к единоличному лидерству, премьер прежде всего отделался от своего старого конкурента в кабинете — Боннэ, который сам создал предлог для своего устранения с ответственного поста. 13 сентября, сразу после принятия абвильского решения, министр иностранных дел сделал попытку убедить премьера в бесперспективности начатой войны и необходимости принять условия мира, которые, по его мнению, предложит Германия. Ссылка Боннэ на возможные германские условия мира взбесила Даладье, усмотревшего в этом закулисные интриги министра иностранных дел. Даладье без обиняков заявил Боннэ, что его интриги "граничат с государственной изменой". На следующий день, 14 сентября, Боннэ был снят с должности министра иностранных дел, получив бывший вакантным второстепенный пост министра юстиции. Пост министра иностранных дел Даладье занял сам, прибавив его к уже занимаемым им постам премьер-министра и военного министра. Он сделал попытку создать под своим авторитарным руководством правительство "союза всех патриотических сил", рассчитывая лично подобрать кандидатов на министерские посты 112 . На этот предмет он вступил в переговоры со старым, но влиятельным лидером радикалов Эррио, лидером социалистов Блюмом, представителем "Демократического союза" Фланденом, а также попытался привлечь в состав кабинета маршала Петэна, находившегося на посту посла в Мадриде. Однако затеянный было премьером министерский торг не удался. Как отмечала газета "Л'Эвр", Даладье пришлось ограничиться "слегка измененным", но в основном прежним составом кабинета министров 113 . В составе правительства было сформировано два новых министерства — министерство блокады во главе с П. Перно и министерство вооружений во главе с Р. Дотри. Создание этих ведомств указывало направление военной политики Даладье в рамках абвильских решений союзников. Но и эта очень осторожная военная политика встречала сопротивление ряда влиятельных парламентских и внепарламентских группировок. "Когда в середине сентября Даладье преобразовал свой кабинет, за кулисами уже завязывались подозрительные интриги" 114 . Уже к середине сентября в палате депутатов сформировался "координационный комитет в защиту мира", ядро которого составили 15 парламентариев- пацифистов во главе с М. Деа. Финансирование деятельности этого "комитета" взял на себя банк братьев Лазар. В качестве претендента на пост премьера-миротворца выдвигался престарелый маршал Петэн 115 .

Абвильские решения оказали негативное воздействие на дальнейшее развитие военно-политических событий в Европе. "Решения англо- французской конференции в Абвиле, которые могли быть известны Советскому правительству" 116 , были учтены последним при определении позиции в отношении быстро менявшейся обстановки на польском фронте и угрозы выхода вермахта к советско-польской границе. 17 сентября 1939 г. французскому посольству в Москве была препровождена копия ноты правительства СССР, врученной утром того же дня польскому послу В. Гжибовскому, в которой последний извещался о вступлении советских вооруженных сил в Западную Украину, Западную Белоруссию и Виленский коридор. В сопроводительной ноте Советского правительства, адресованной французскому правительству, отмечалось, что "СССР будет проводить политику нейтралитета в отношениях между СССР и Францией" 117 . Это был советский ответ на французскую ноту, переданную через Сурица 4 сентября 1939 г. и извещавшую советское правительство о вступлении Франции в войну с Германией ввиду агрессии против союзной Польши, ибо "чрезвычайные усилия, предпринятые французским и британским правительствами для сохранения мира путем прекращения этой агрессии, натолкнулись на отказ германского правительства" 118 .

Даладье и его министры настороженно встретили советскую военную акцию в отношении Западной Украины, Западной Белоруссии и Виленского коридора. Как отмечал Суриц, в политических кругах Парижа распространились сведения о том, что между Германией и СССР "заключено секретное соглашение, предусматривающее то ли раздел Польши, то ли единый дипломатический фронт" 119 . 18 сентября Даладье, вызвав советского полпреда, пытался выяснить у него, не является ли советская военная акция результатом "предварительного" советско-германского соглашения. "Для французского правительства, — подчеркнул Даладье, — решающим является вопрос: имеет ли оно перед собой единый германо-советский фронт, общую акцию или нет?" 120 . В ответе, переданном Даладье через 10 дней, нарком иностранных дел Молотов заявил, что "в Москве оскорблены тоном его вопросов, которые напоминают допрос, недопустимый обычно в отношениях с равноправными государствами". В ответе наркома содержалась и едва прикрытая угроза. "СССР, — заявил Молотов, — остается и думает остаться нейтральным в отношении войны в Западной Европе, если, конечно, сама Франция своим поведением в отношении СССР не толкнет его на путь вмешательства в эту войну"121 .

Трещина, возникшая во франко-советских отношениях после заключения 23 августа 1939 г. советско-германского пакта о ненападении и секретного дополнительного протокола к нему, значительно расширилась. Она еще более углубилась после подписания 28 сентября 1939 г. советско-германского договора о дружбе и границе и совместного германо-советского обращения о заключении мира между вступившими в войну государствами. В ситуации осени 1939 г. принятие этого предложения могло означать подписание мира на условиях, предложенных нацистской Германией, которая стремилась закрепить военнополитические результаты агрессии в Европе. Правительство Даладье отвергло советско-германское обращение о заключении мира.

Внутриполитическая обстановка во Франции стала быстро накаляться. Ввод советских войск в восточную Польшу повел к развязыванию во французской печати антисоветской и антикоммунистической кампании. После того, как 20 сентября руководство французской Компартии, одобрив советские действия в отношении Польши, опубликовало призыв к "заключению мира", кабинет Даладье запретил деятельность коммунистов и всех связанных с ними организаций 122 . Попытка парламентариев-коммунистов, объявивших себя "рабоче-крестьянской группой", поддержать советско-германский призыв к миру не встретила существенной поддержки в стране. "Наш мирный демарш, — констатировал советский полпред, — в глазах многих французов …ослаблен тем, что он принят совместно с Германией" 123 . На попытку коммунистов организовать парламентское обсуждение "проблемы мира" Даладье ответил декретом о закрытии сессии палаты депутатов, лишив депутатов парламентской неприкосновенности. Начались аресты коммунистов, вынудившие Компартию уйти в подполье.

Антисоветская настроенность политики Даладье быстро нарастала, чему способствовал вспыхнувший 30 ноября 1939 г. советско-финляндский вооруженный конфликт. "В связи с финскими делами, — сообщал советский полпред в Париже 2 декабря 1939 г., — очередной взрыв негодования. Больше всего ярости вызвало появление на сцену правительства Куусинена… даже больше, чем сами военные действия… Мы сейчас зачислены в число прямых врагов" 124 .

В советско-финляндском военном конфликте Даладье увидел возможность утвердить себя в качестве не только французского, но и союзного лидера и стратега. Он выступил инициатором активных антисоветских действий англо-французского блока, стараясь преодолеть сопротивление англичан, выступавших более осторожно.

В начале декабря 1939 г. Даладье выступил с инициативой исключения СССР из Лиги наций. 15 декабря 1939 г., на следующий день после проведения в Женеве процедуры исключения СССР, Даладье заявил финляндскому посланнику в Париже X. Холме о своей готовности "разорвать с СССР дипломатические отношения", правда, при условии поддержки такого шага Англией. Советский полпред сообщал из Парижа, что, "если бы Даладье принял такое решение, то не наткнулся бы на серьезную оппозицию" среди "парламентских кругов" 125 . Действительно, в парламенте было немало сторонников перевода острия разрушительной войны с Запада на Восток, подальше от французских границ. Парламентарии закрывали глаза на то, как французское оружие широким потоком шло на финский фронт.

"С первых дней декабря, — позже писал Даладье, — мы отправляли финскому правительству и народу вооружение". К началу марта 1940 г. в Финляндию по указанию Даладье как военного министра было поставлено 175 боевых самолетов, 496 артиллерийских орудий, 5 тыс. пулеметов, 2000 тыс. гранат, 20 млн. патронов 126 . Даладье не ограничился поставками оружия, он активно настаивал на отправке в Финляндию под флагом "добровольчества" союзных вооруженных сил. Во Франции и Англии готовился к отправке на финский фронт 150- тысячный экспедиционный корпус, разрабатывались проекты ряда других военных мероприятий, нацеленных против СССР 127 .

Проявляя активность в деле поддержки Финляндии и военно- стратегического планирования по развертыванию новых антисоветских фронтов в Северной Европе, в районе Ближнего Востока и Закавказья, Даладье утверждал себя как военный лидер союзников, что встретило возраставшее противодействие его соперника — Рейно. Борьба за власть и военное лидерство к концу 1939 г. достигла предельного напряжения, обретя "салонную" форму борьбы двух дам, пользовавшихся покровительством Рейно и Даладье — графини де Порт и маркизы де Крюссоль д' Юзе. "Дамская борьба" в последующие месяцы пагубно отразилась на всей политической и военной ситуа-ции 128 . Характеризуя отношения Рейно и Даладье, один английский генерал заметил:

"Они так воюют между собой, что им некогда воевать с немцами" 129 .
К февралю 1940 г. Даладье настолько был вовлечен в политику поддержки Финляндии, что поставил в зависимость от ее успеха судьбу своего правительства. И из-за Финляндии Даладье был готов идти на разрыв отношений с СССР. В начале февраля 1950 г. Даладье отозвал французского посла Наджиара из Москвы. 5 февраля парижская полиция совершила провокационный налет на советское торгпредство, стремясь найти там компрометирующие советскую сторону материалы 130 . Французский премьер сорвал намечавшееся советско-английское соглашение о британском посредничестве в достижении мира с Финляндией 131 . Если для Гамелена, ставшего главнокомандующим союзных англо-французских сил, задача состояла в том, чтобы подольше связать СССР, который рассматривался как фактический союзник Германии, в Финляндии, то для Даладье на первое место выдвигалось иное: укрепление собственного престижа путем скорейшего достижения победы над Красной Армией на финско- советском фронте. 7 марта 1940 г. премьер направил финляндскому правительству письмо, предлагая официально обратиться за помощью к франко-британским союзникам 132 . Однако Финляндия предпочла иной вариант решения своих проблем: в ночь с 12 на 13 марта 1940 г. в Москве был подписан советско-финляндский мирный договор. Это событие нанесло политике Даладье сокрушительный удар.

Премьер-министр вынужден был согласиться на срочный созыв закрытой парламентской сессии. Даладье подвергся массированной депутатской атаке. "Меня упрекали, — вспоминал Даладье, — в недостаточности военных усилий, в пустой трате времени… В действительности участники дебатов избрали Финляндию только предлогом" 133 . Депутаты и сенаторы были раздражены и озабочены: "странная война" завела страну в политический тупик.

Как свидетельствовал Даладье, среди парламентариев были и такие, кто, "ратуя за более значимую поддержку Финляндии и критикуя правительство за недостаточность мер, предпринятых в ее защиту, надеялись свергнуть правительство и заключить мир с Германией". Сформировав секретный парламентский комитет, начавший 19 марта 1940 г. свое 12-часовое заседание, депутаты повели лобовую атаку на кабинет Даладье, который обвинялся в том, что "не нанес Советской России двойной удар с севера и юга", для чего якобы имелись все возможности 134 .

Даладье попытался обострить внешнеполитическую ситуацию. Воспользовавшись демаршем Сурица, направившего открытым текстом приветственную телеграмму Сталину на французском языке, поздравляя его с победой в Финляндии над "англофранцузскими империалистами", Даладье 19 марта 1940г. объявил советского полпреда "персона нон грата", сделав решительный шаг к разрыву франко-советских отношений 135 . Демарш в отношении советского полпреда, совершившего, надо признать, грубый дипломатический промах, не помог Даладье удержаться у власти. Вечером 19 марта 1940 г. торжествующий Рейно заявил в салоне графини де Порт: "У бедного Даладье дела плохи, я не удивлюсь, если он слетит наступающей ночью" 136 . Депутатское голосование за доверие правительству, проведенное в 3 часа утра 20 марта 1940г., дало неутешительный для премьер-министра результат: за доверие Даладье проголосовали 239 депутатов, против — 1, и 301 депутат, что составляло большинство, воздержался 137 . Даладье вынужден был заявить об отставке правительства. Новое правительство возглавил Рейно. В кабинете Рейно Даладье стал военным министром.

Положение Даладье как военного министра в кабинете Рейно, с весны 1940 г., после нацистской оккупации Дании и Норвегии, взявшего курс на поиски договоренностей с Германией, оказалось сложным. По свидетельству командующего союзными армиями генерала Гамелена, Даладье стоял за продолжение вместе с Англией борьбы против Германии. Рейно решил убрать из правительства своего давнего соперника. Взвалив ответственность за военные неудачи союзников в Скандинавии на военного министра Даладье и генерала Гамелена, 9 мая 1940 г. Рейно сообщил президенту Республики Ш. Лебрену о своем желании отправить Даладье и Гамелена в отставку. "Немецкое наступление, — вспоминал Гамелен, — остановило начавшийся кризис командования и правительства" 138 . Через месяц, к середине июня 1940 г. Франция потерпела поражение в войне с Германией. 16 июня кабинет Рейно, а вместе с ним и Даладье, ушли с политической сцены. К власти пришел последний кабинет Третьей республики во главе с маршалом Петэном, который 22 июня 1940 г. в штабном вагоне маршала Фоша подписал акт о капитуляции Франции перед Гитлером.

Даладье оказался в ряду тех политиков, которые не приняли предательский курс Петэна. Он бежал во Французскую Северную Африку, где пытался создать французское правительство, которое противостояло бы Петэну и продолжило войну. Однако в Марокко петэновские власти арестовали Даладье. Возвращенный в Париж, он вскоре был передан немцам и оказался в немецкой тюрьме. Правительство Петэна пыталось сделать из Даладье козла отпущения, обвинив его в неподготовленности Франции к войне и военном поражении. В феврале 1940 г. в Риоме был начат судебный процесс против Даладье и ряда других бывших министров его кабинета. Даладье, однако, нашел в себе силы оказать отпор петэновским властям. В выступлениях на суде в Риоме Даладье раскрыл многие теневые стороны французской политики, нацеленной на сговор с нацистами, показал деятельность в стране фашистской "пятой колонны", в рядах которой находились многие французские предприниматели и финансисты. Под давлением нацистов риомский процесс был свернут, но Даладье оставался в заключении, откуда он был освобожден союзными войсками в 1945 г.

Мужественное поведение Даладье в годы нацистской оккупации Франции вернуло ему былой престиж и политический авторитет. На первых послевоенных парламентских выборах Даладье вновь стал депутатом Национального собрания возрожденной Четвертой республики. Свой депутатский мандат он сохранял до 1958 г., до прихода к власти генерала Ш. де Голля и создания режима Пятой республики. Несмотря на преклонный возраст, Даладье активно участвовал в политической жизни Франции. При его участии была возрождена Республиканская партия радикалов и радикал-социалистов. В 1953 г. Даладье стал ее председателем.

Даладье не оставил мемуаров, однако его развернутые свидетельские показания перед парламентской комиссией, расследовавшей причины национальной трагедии 1940 г., были политически остры и в целом исторически правдивы. Поэтому они встретили поток разоблачений со стороны его бывших коллег.

Изданная в 1962 г. в Москве политизированная книга академика И. М. Майского под названием "Кто помогал Гитлеру?" вызвала гнев бывшего премьер-министра, опубликовавшего на страницах парижской газеты "Монд" пространную статью, в которой он отрицал свое участие в попустительстве нацистской агрессии 139 . Даладье на основе личных воспоминаний рассказал читателям о московских переговорах 1939 г. и привел новые документы. Всю ответственность за провал переговоров он возложил на тогдашних правителей Польши, британских консерваторов во главе с Чемберленом, а также показал двуличную, с его точки зрения, позицию советских руководителей. Полемика с Майским была последней вспышкой политической активности престарелого Даладье. Он умер в Париже 10 октября 1970 г. в возрасте 86 лет.

ПРИМЕЧАНИЯ.
1 О тех, кто предал Францию. М., 1941, с. 21.

2 Подробнее об Э. Эррио и о социальной сущности французского радикализма см.: <Малафеев К. А. Э. Эррио: страницы жизни и деятельности. — Новая и новейшая история, 1984, N 4, с. 163-188.
3 Корнев Н. Принцы и приказчики Марианны. М., 1935, с. 241.

4 Хаффнер С. Самоубийство Германской империи. М., 1972, с. 37.

5 Shastenet J. Histoire de la Troisieme Republique, t. 5. Paris, 1960, p. 14-15.

6 Илюхина P. M. Лига наций 1919-1934 гг. М., 1982, с. 246.

7 Кастеллан Ж. Франция и проблема вооружения Германии в 1932 г. — Французский ежегодник, 1970. М., 1972,с. 170.

8 Табу и Ж. Двадцать лет дипломатической борьбы. М., 1960, с. 70-71.
9 Documents diplomatiques francais 1932-1939, 2-me ser. (далее — DDF), t. IX. Paris, 1974, p. 578-580.

10 О тех, кто предал Францию, с. 91-92.

11 Maurois A. Tragedie en France. New York, 1940, p. 31-32.

12 Советско-французские отношения во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Документы и материалы, т. 1. М., 1983, с. 76.

13 Les Evenements survenus en France de 1933 a 1945. Temoignages et documents (далее — Les Evenements), 1.1. Paris, 1951, p. 16.

14 Голль Ш. де. Военные мемуары, т. 1. М., 1957, с. 35.
15 Pertinax. Les Fossoyeurs. New York, 1944, p. 112.

16 Larmour P. L. The French Radical Party in the 1930's. Stanford, 1964, p. 182.

17 Документы внешней политики СССР (далее — ДВП), т. XVI, М., 1970, с. 174-175, 684.

18 Табуи Ж. Указ. соч., с. 194.

19 Верт А. Франция 1940-1955. М., 1959, с. 137-138; Риббентроп И. фон. Между Лондоном и Москвой. Воспоминания и последние записи. М., 1996, с. 48-49; Верт А. Франция 1940-1955. М., 1959, с. 137-138.
20 Zevaes A. Histoire de la 3-me Republique. Paris, 1946, p. 403.

21 Эренбург И. Люди, годы, жизнь, кн. 3-4. М., 1963, с. 668.

22 Maurois A. Op. cit., p. 10-11, 31.

23 Дюкло Ж. Мемуары, т. 1. М., 1974, с. 255.

24 Эмери Л. Моя политическая жизнь. М., 1960, с. 506.

25 Eouard Daladier — chef du govmement, avril 1938 — septembre 1939. Paris, 1979, p. 230.

26 Maurois A. Op. cit., p. 14.

27 Annales de la Chambre des deputes. Session ordinaire de 1938, t. 1, part. 2. Paris, 1939, p. 1180-1181.

28 Les Temps, 11.VIII.1938.

29 Annales de la Chambre des deputes. Session ordinaire de 1938, t. 1, part 2, p. 1181.

30 DDF, t. IX, р. 578.

31 Les Temps, 30.VIII.1938.

32 ДВП, т. XXI. М., 1976, с. 228.

33 Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers 1938, v. 1. Washington, 1956, p. 85-86.

34 Документы и материалы по истории Мюнхенского сговора 1937-1939. М., 1979, с. 151, 154.

35 Новые документы по истории Мюнхена. М., 1958, с. 65.

36 ДВП, t. XXI, с. 396, 414-415.

37 Там же, с. 287.

38 Paul-Boncour J. Entre deux guerres. Sur les chemins de la defait 1935-1940. Paris, 1946, p. 88.

39 L'Epoque, 31.VIII.1938.

40 О тех, кто предал Францию, с. 148.

41 Документы по истории мюнхенского сговора, с. 179.

42 Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений, т. 3. М., 1978, с. 481.

43 Annales de la Chambre des deputes. Debats parlementaires. Session ordinaire de 1938, p. 1527.

44 L'Oeuvre, 17.IX.1938.

45 DDF, т. XI, p . 309-333.

46 Табуи Ж. Указ. соч., с. 427.

47 Новые документы из истории Мюнхена, с. 93.

48 Annales de la Chambre des deputes. Debats parlementaires. Session extraordinaire de 1938, p. 1527-1528.

49 DDF, т. XI, p. 537-538, 565, 569; Documents on British Foreign Policy, 3-rd Ser. (далее — DBFP), v. II. London,1949, p. 522-541, 550.

50 L'Homme libre, 26.IX.1938.
51 Табуи Ж. Указ. соч., с. 429.

52 Документы и материалы кануна второй мировой войны. Из архива министерства иностранных дел Германии, т. 1. М., 1948, с. 236.

53 Bonnet G. Le Quai d' Orsay sous troi republiques. Paris, 1961, p. 286.

54 Табуи Ж. Указ. соч., с. 321.

55 Жиро Р. Франция. 1939 год. — Новая и новейшая история, 1991, N 2, с. 66.

56 Эренбург И. Г. Указ. соч., с. 701.

57 L'Epoque, 10.XII.1938.

58 Документы и материалы кануна второй мировой войны, с. 349.

59 The Ciano Diaries. New York, 1946, p. 10.

60 DBFP, v. IV. London, 1951, N 325.

61 СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны (октябрь 1938 — август 1939 г.). Документы и материалы. М., 1971, с. 137.

62 Journal official, 1939, N 9, p. 247-248, 332-336.

63 Akten zur deutschen auswaertigen Politik 1918-1945, Ser. D, Bd. IV. Berlin, 1956, S. 434-436, 438-441, 444-447.

64 СССР в борьбе за мир, с. 233.

65 Les Temps, 16.111.1939.

66 DDF, t. XIX, p. 105.

67 Табуи Ж. Указ. соч., с. 443.
68 Год кризиса, 1938-1939, т; 1-2. М., 1990, т. 1, с. 329-331.

69 L' lntransigeant, 26.III.1939.

70 Год кризиса, т. 1, с. 347.

71 DBFP, v. IV, p. 553.

72 DDF, t. XV. Paris. 1982, p. 324-329, 672-673.

73 СССР в борьбе за мир, с. 307-308.

74 Год кризиса, т. 1, с. 334.

75 Tansill С. Back Door to War. The Roosevelt Foreign Policy 1933-1941. Chicago, 1952, p. 512.

76 DDF, t. XVII. Paris, 1984, p. 658.

77 СССР в борьбе за мир, с. 311-313, 332.

78 DDF, t. XVI. Paris, 1983, p. 361.
79 Год кризиса, т. 2, с. 345-346.

80 Les Temps, 2. VIII. 1939.

81 L' lntransigeant, 27.VII.1939.

82 DDF, t. XVIII. Paris, 1985, p. 23-24.

83 Мосли Л. Утраченное время. Как начиналась вторая мировая война. М., 1972, с. 292.

84 Документы и материалы по истории советско-польских отношений, т. VII. М., 1969, с. 161-162.

85 Gamelin М. Servir. Le prologue du drame. Paris, 1947, p. 106-107.

86 Les Evenements, p. 59.

87 DDF, t. XVIII, p. 288; t. XIX, p. 90-91.

88 Сиполс В. Я. Дипломатическая борьба накануне второй мировой войны. М., 1989, с. 300.

89 ДВП, т. XXII, кн. 2. М., 1993, с. 99.

90 Le Petit Parisien, 26.VI1I.1939.

91 Мосли Л. Указ. соч., с. 321-322.

92 DDF. t. XIX. p. 9-10.

93 Гальдер Ф. Военный дневник, т. 1. М., 1969, с. 71.

94 Coulondre R. De Stalin a Hitler Souvenirs des deux ambassades, 1936-1939. Paris, 1989, p. 290-291.

95 Les Evenements, p. 59-60.

96 Черчилль У. Вторая мировая война. М., 1990, т. 1, с. 191.

97 DDF, t. XIX, p. 385, 388, 390.

98 Гильдер Ф. Указ. соч., с. 96.

99 Annales de la Chambre de deputes. Debats parlementaires. Session extraordinaire de 1939. Paris, 1945, p. 1151-1152.

100 Табуи Ж. Указ. соч., с. 460.

101 Эмери Л. Указ. соч., с. 593.

102 Les Temps, 5.1X. 1939.

103 Кимхе Д. Несостоявшаяся битва. М., 1971, с. 159.

104 Проэктор Д. М. Бойка в Европе 1939-1941 гг. М., 1963, с. 83-85.

105 Annales de la Chambre des deputes. Debats parlementaires. Session extraordinaire de 1939, p. 2315.

106 Gamelin М. Ор. cit., p. 425.

107 ДВП, т. XXII. кн. 2, с. 59-60.

108 Батлер Дж. Большая стратегия (сентябрь 1939 г. — июнь 1941 г.). М., 1959, с. 76.

109 Там же, с. 42.

110 Gamelin М. Ор. cit., p. 107.

111 ДВП, т. XXII, кн. 2, с. 78.

112 Root W. The Secret History of the War, t. 1. New York, 1945, p. 508.

113 L'Oeuvre, 14.IX.1939.

114 Reynaud P. France a sauve l' Europe. Paris, 1947, p. 364.

115 Nogueres L. La veritable proces du marechal Petain. Paris, 1955, p. 631-632.

116 Альтернативы 1939 года. Документы и материалы. М., 1989. с. 38.

117 ДВП, т. XXII, кн. 2, с. 90.

118 Год кризиса, т. 2, с. 362.

119 ДВП, т. XXII, кн. 2, с. 60.

120 Там же, с. 98-99.

121 Там же, с. 130-131.

122 Les Temps, 28.IX. 1939.

123 ДВП, т. XXII, ч. 2, с. 144.

124 Там же, с. 164-165.

125 ДВП, т. XXII, ч. 2, с. 437-438.

126 Annales de la Chambre des deputes. Debats parlementaires. Sessions ordinaires et extraordinaires de 1940. Paris, 1946, p. 508.

127 Лавров Л. П. История одной капитуляции. Как Франция была выдана Гитлеру. М., 1964, с. 160.

128 Эмери Л. Указ. соч., с. 597.

129 Малафеен К. А. Франция в период "странной войны". Смоленск, 1961, с. 22.

130 ДВП, т. XXIII, ч. 1. М., 1996, с. 71-72.

131 Там же, с. 88-90, 102-105, 123-125; Майский И. М. Англия и советско-финская война. Из воспоминаний. — Вопросы истории, 1965, N 4, с. 55.

132 Annales de la Chambre de.s deputes. Debats parlementaires. Sessions ordinaires et extraordinaires de 1940, p.508.

133 Les Evenements, p. 74.

134 Assamblee Nationale. Chambre. Comites secrets des 9 fevrier, 19 mars et 19 avril 1940. Paris, 1949, p. 51, 56.

135 ДВП, т. XXIII, ч. 1, с. 166, 188; Эренбург И. Г. Указ. соч., с. 738-739.

136 Mauroi A. Op. cit., p. 70.

137 Annales de la Chambre des deputes. Debats parlementaires. Sessions ordinaires et extraordinaires de 1940, p. 584-585.

138 Gamelin M. Servir. t. 2, Paris, 1947, p. 6.

139 Le Mond. 28.II. 1964.
Малафеев К.А., Демидов С.В. Новая и новейшая история №2 (..2001)